Согласно отчету о вскрытии, Аллен Лэмсон, скорее всего, погибла от единственного сильного удара. Несколько мелких осколков возникли на черепе вследствие основной травмы головы. Это все равно что проколоть верхушку яйца иголкой и смотреть, как по скорлупе в разные стороны разбегаются мелкие трещинки. Три из четырех ран располагались горизонтально, параллельно друг другу, причем две из них имели искривленные очертания. Оскар взглянул на снимки, сделанные в доме Лэмсонов. Больше всего присяжные доверяли фотографиям. Это криминалист уяснил еще на процессе над Мартином Колвеллом. Снимки послужат наглядным доказательством гипотезы Оскара.
Он внимательно вгляделся в запечатленный на снимке ослепительно белый умывальник. Четыре неровных поверхности, каждая с изогнутым краем: наружный край раковины, внешняя часть декоративного выступа, внутренняя часть и, наконец, внутренняя кромка самого резервуара. Четыре грани соответствовали четырем ранам на затылке Аллен. Оскар связался с окружным прокурором.
Услышав версию криминалиста, обвинитель страшно разгневался.
— Если Аллен действительно упала и ударилась головой о край раковины, тогда боˊльшая часть ее тела оказалось бы за пределами ванны! Как же тогда она умудрилась развернуться и упасть лицом вниз? — возразил прокурор. — По словам Дэвида, он увидел, что жена перевесилась через бортик ванной. И тогда подхватил ее на руки. Но где именно лежало тело, не помнит.
Оскар считал, что тело жертвы под собственной тяжестью сползло обратно в ванну. Может, Аллен пыталась повернуться после того, как ударилась головой? Или хотела ухватиться за край раковины? Узнать наверняка было нельзя.
Ученый провел пальцами по нитям, скрепляющим части черепных костей. Дело выглядело довольно простым: если существует вероятность, что Аллен Лэмсон умерла, ударившись головой об умывальник, значит, Дэвид невиновен. Даже если допустимы обе гипотезы — несчастный случай и убийство, — какая более реалистична? Мог ли супруг-убийца весело болтать с соседями лишь через несколько минут после расправы над женой? Зачем ему понадобилось пускать риелтора с клиентами в дом? Оскар верил, что при вынесении присяжными вердикта возобладает здравый смысл. И потом, если все-таки произошло убийство, в нем не прослеживалась логика. Поэтому мотив был менее важен, чем объективные вещественные доказательства. Во всяком случае, Оскар не исключал, что нанят женоубийцей.
Криминалист бросил карандаш на блокнот. Оскар был готов представить членам жюри схемы, фотографии, измерения и — самое главное — открыть правду. Интересно, не станет ли очередным препятствием его полная технических подробностей речь, как это не раз случалось раньше? Большинству людей наука казалась жутким занудством. Даже газетные репортеры, всегда привлекающие читателей бойким слогом, с трудом могли интересно написать о криминалистике{570}
.«Битва научных теорий вокруг Дэйва», — гласил один заголовок. «Генрих применяет бензидиновый тест к пятнам на полу», — сообщалось в другом. Даже подпись под фотографией получилась громоздкой: «Расследование в бунгало Лэмсонов проводил Генрих, известный криминалист из Беркли, штат Калифорния, который с помощью нескольких специально нарисованных схем попробует объяснить происхождение кровавых пятен»{571}
.«Специально нарисованные схемы» редко завоевывали внимание присяжных. Оскар это знал. И противоречивые описания в прессе не укрепляли его репутацию в глазах общественности: в одном предложении Оскара называли «всемирно известным криминалистом и ключевым свидетелем»{572}
, зато в другом — «блеклым и нерешительным».Несмотря на показную храбрость во время судебных процессов, в глубине души криминалист оставался не уверенным в себе человеком, а ведь его стаж насчитывал почти тридцать лет! Взглянув на приготовленные фотографии, Оскар забеспокоился, что неэмоциональная манера выступления на суде может вновь сыграть против него, как это случилось во время процессов над «Толстяком» Арбаклом и Мартином Колвеллом.
Джон Бойнтон Кайзер переживал, что Оскар пал духом. Много лет подряд библиотекарь старался внушить ему уверенность в себе, снабжая столь нужными книгами и полезными советами, дабы создать улучшенную версию «Э. О. Генриха» для суда. Кайзер деликатно намекал на излишнюю велеречивость Оскара на суде, чем невольно задел очень ранимого друга.
«Годами я ориентировался на абсолютную точность изложения, принятую среди моих научных наставников, — жаловался Оскар Кайзеру. — Не эту ли манеру изъясняться вы по-дружески назвали „высокопарным стилем“?»{573}
Оскар доказывал, что, выступая свидетелем на суде, он