Амулет смерти

Фильмы – это фантазии, в которых всегда побеждает добро. В фильмах человечество карает зло, которое невозможно покарать в жизни.

На экране торжествовало итальянское правовое государство, а в бывшей конурке билетной кассы рыдала крашеная брюнетка. От нее прятал глаза седой мужчина в элегантном мундире вневедомственной охраны МВД Российской Федерации. Бесполезный пистолет оттягивал ему поясной ремень.

– И за что тебе, кретину, штуку в месяц отстегивают?! – сокрушалась фальшивая брюнетка.

Седой охранник в элегантной униформе отмалчивался. Его занимало другое.

Главное – не делать резких движений. Он служил в саперных войсках. Лет тридцать назад. В доброе застойное время. За десять лет до того, как был снят итальянский фильм, от которого сейчас так балдеют уборщицы в зале. Охранник знал не понаслышке, что такое мины.

Поэтому ему очень не нравилось, что кассирша возится с веревкой. Упорно пытается отвязать собственную щиколотку от отопительного стояка.

– Вера, давай обождем, – охранник старался говорить как можно убедительнее. – Все равно уже ничего не изменишь.

– Господи! Никогда не знала, что такие слюнявые мужики водятся, – сокрушалась сквозь слезы брюнетка. – И зачем тебе, дурню, пистолет дали?

– Верочка, да пойми ты: жизнь дается человеку один лишь раз! Поэтому пользоваться жизнью нужно как можно дольше.

Тебе русским языком сказано: «Заминировано»!

– Скотина трусливая! – рыдала Верочка. – Помоги лучше ногу отвязать!.. Охрана хренова! Трех пацанов испугался! А меня теперь с работы уволят…

Охранник машинально стал ковырять веревочный узел, которым его запястье было прикреплено к тому же стояку.

– Меня тоже с работы уволят, – сказал он и тут же пожалел об этом.

Верочка рассвирепела, и даже слезы высохли:

– Да как же тебя, сволочь, держать на такой работе, если ты только о своей паскудной жизни думаешь! Нет, вы только посмотрите на этого подонка! Ты ж охрана!..

Седой страж слушал разгневанную Верочку, а в голове крутились одни и те же слова: «После нашего ухода в течение пятнадцати минут не пытайтесь открыть дверь. В мине часовой механизм. Мы его отключим по радио».

32

Кругом стояли кварталы хрущевских домов. Крупнопанельные хрущобы.

– Ну? – сказал Борис. – Здесь?

– Ладно, харэ, – согласился кто-то из бритоголовых.

Другие не возражали. На заднем сиденье парни сдвинулись к окнам, освобождая место для добычи.

– Охранник был? – спросил Борис из вежливости.

– А как же! – солидно ответил один из налетчиков, выгребая карманы.

Вместо щетины на его лице рос пух.

В обрамлении солнечных лучей такая голова напоминает большой одуванчик.

Целый одуван.

– И что?

Ему не ответили. Тоже для солидности.

Зашуршали, захрустели купюры. Сперва пришлось рассортировать: доллары к долларам, марки к маркам, рублевичи крублевичам.

Ну и черт с ними, с этими гопниками.

Цену себе набивают. Якобы они тоже пахали. Даже если и правда был охранник.

Что сделает этот ветеран советской милиции? Чему он в этой милиции научился?

А кассир? Какую кнопку незаметно нажмет кассир, если первым делом услышит волшебные слова: «Сигнализация заминирована». Да и не бывает обычно никаких кнопок в таких вот нелегальных пунктах.

Может, кассир после ухода грабителей попытается незаметно за ними проследовать? Запомнит, в какую машину они сели…

Даже если представить, что кассир с охранником быстро отвяжут собственные щиколотки от отопительной трубы, можно не сомневаться: будут сидеть смирненько не меньше получаса.

Потому что хорошо запомнили волшебные слова, сказанные на прощание: «После нашего ухода в течение пятнадцати минут не пытайтесь открыть дверь. В мине часовой механизм. Мы его отключим по радио».

Бритоголовые наконец рассортировали каждую валюту по отдельности – по достоинству купюр. Нет-нет, да и бросали беглые взгляды по сторонам.

В голове Бориса оперный тенор пел:

«В Багдаде все спокойно?» Тенору отвечал хор писклявых девичьих голосков: «Спокойно, спокойно! Спокойно, спокойно!»

– Слушай, а может, тебе одной четверти хватит? – хихикнул парень с одуваньей головой. – А то как-то несправедливо.

Тебе, одному, сорок процентов, а нам, троим, шестьдесят.

– Да и что он делал, в сущности? – обращаясь уже даже не к Борису, а к своим, держа как бы совет, сказал другой бритоголовый.

Борис благоразумно молчал. Все они прекрасно понимают. Кроме неуемных амбиций все же есть и немного мозга в бритых головах. Не весь пока мозг перебрался в челюсти.

Вновь что-то доказывать – себя не уважать. Они – солдаты. Те, кого раньше принято было называть «шестерками». В какой армии солдаты зарабатывают больше офицеров?

Физически им ничего не стоит сейчас его прокинуть. Он и не попытается сопротивляться. Но это будет означать, что они работали с ним в последний раз. Кто им укажет беззащитную меняльную лавку, когда кончатся сегодняшние деньги, – неизвестно.

А к хорошему быстро привыкаешь. То, что «шестерки» сейчас решили повыступать, – чистые понты. Привычка распускать пальцы веером. В прошлый раз понтов было еще больше.