Амулет Судьбы

— Опять ступеньки, — недовольно буркнул Филипп. Мортимер достал из кармана спичечный коробок, открыл его и огорченно вздохнул.

— Ну, надо же, спички кончились. — Филиппу вдруг показалось, что у него появилась какая-то идея, и он поднес свечку к Сатине. — Послушай, ты не могла бы…?

Сатина кивнула, наклонилась пониже к свече и фыркнула. Две крохотные вспышки вырвались из ее ноздрей и зажгли черный фитиль.

— Спасибо, — поблагодарил ее Смерть и зашагал вниз по лестнице.

Филипп изумленно уставился на Сатину.

— Грагорны умеют изрыгать огонь, — пояснила она, смущенно пожимая плечами. — Это у меня от отца. Он был так горд, когда я впервые дунула огнем. Хотя пострадали шторы в гостиной. Мама подумала, что это папиных рук дело, и была сама не своя от гнева.

— Представляю, — протянул Филипп, а про себя улыбнулся, вообразив, как красавица Демеона задает взбучку чудовищному громиле — отцу Сатины.

Мать Сатины, как и она сама, была темптаном, а отец — палачом-грагорном, чьей работой было стегать кнутом осужденные грешные души.

— Вы идете? — донесся из темноты голос Мортимера, и друзья поспешили вниз по лестнице. Они догнали старика и продолжили путь втроем.

Ступеньки под ногами угрожающе скрипели. Во всяком случае, под ногами Филиппа и Сатины. Когда ступал Мортимер, они не издавали ни единого звука. Словно он весил не более чем тени, кравшиеся со всех сторон вокруг.

Винтовая лестница спиралью вонзалась в глубину, где темнота отступала под натиском слабого сияния, пробивавшегося между ступеней. Мерцающий свет переливался множеством оттенков.

Мортимер повернулся лицом к друзьям.

— Мы почти на месте, — сказал он, поочередно глядя то на Филиппа, то на Сатину. Все же больше на Сатину. — Предупреждаю в первый и последний раз: ничего здесь не трогать. Ясно?

Они дружно кивнули.

— Ясно? — переспросил старик, не отрывая глаз от Сатины.

— Все мне ясно, черт возьми! Я же сказала! — обиженно бросила она.

Немного помолчав, Мортимер одобрительно кивнул:

— Замечательно. Тогда готовьтесь: сейчас вы увидите зрелище, равного которому нет на свете.

Преодолев последние ступеньки, они оказались в зале настолько огромном, что у Филиппа захватило дух. Подвал не ограничивался размерами домика, под которым располагался, но, казалось, он простирался до бесконечности под всей долиной, холмами и осенним лесом. Высоко над их головами корни деревьев извивались, словно гигантские змеи. Они выглядели почти живыми в пульсирующем свете, переливавшемся всеми цветами радуги.

Подвал был сплошь заполнен песочными часами. Они стояли на полу, на столах, на стеллажах и полках. Часы были повсюду, насколько хватало взгляда, и гораздо дальше. Там были маленькие часики, размером не более наперстка, и огромные, как платяной шкаф. В некоторых песок был привычно золотистым. В других — красным, синим, фиолетовым, пестрым. Песок кое-где был черным, как сажа, казалось, что из горлышка вытекает струйка нефти.

Стеклянные колбы часов освещали зал. Они излучали слабое сияние и напоминали Филиппу Сферу зла из кабинета Люцифера. Это сияние окрашивалось в цвет песка, наполняя зал тысячью нежных оттенков.

Не считая приглушенного шороха, в зале царила полная тишина.

Сначала Филиппу показалось, что это ветер шелестит по ту сторону потолка. Затем он догадался, что это был звук песка. Песка, струившегося в бесчисленном количестве стеклянных сосудов. Это была сама жизнь, ускользающая навсегда. От одной этой мысли мурашки пробежали по его коже. Мортимер был прав в том, что зрелищу не было равных на свете. Но именно это приводило в легкий ужас.

— Думаю, то, что вы видите, вряд ли нуждается в объяснениях, — сказал Мортимер, отставив в сторону свечу.

Филипп кивнул в знак согласия, взгляд его блуждал по залу.

— Человеческие жизни, — шептал он, — вот что вы имели в виду, говоря, что песок уже струится. Каждый сосуд — это одна жизнь.

— И одна смерть, — добавил Мортимер, указывая на часы, серебристый песок в которых упорно стремился через узенькое горлышко в нижнюю половину колбы. Она была почти заполнена, в то время как верхняя — почти пуста. — Все в мире взаимосвязано.

В ту же минуту остатки песка просочились сквозь горлышко и сияние, исходившее от колбы, как будто погасло. Песок стал серым, словно пепел.

— Он только что умер, — охнул Филипп и перевел взгляд на Мортимера, — да?

Старик задумчиво покачал головой, не совсем согласный со словами Филиппа.

— Сейчас он близок к смерти настолько, насколько может живой человек. Но переход уже начался. В эти минуты перед его глазами наверняка проходит вся жизнь. У него есть немного времени, пока я не пришел за ним, кстати, мне уже…

— Ой, здесь что-то происходит, — вскрикнула Сатина, которая рассматривала песочные часы, заполненные зеленовато-коричневым как патина, песком. Она показывала на верхнюю половинку сосуда.

— Осторожно! — испуганно взвизгнул Мортимер. Он схватил Сатину за капюшон и резко оттащил от часов, так что воротник сдавил ей горло, и она захрипела. — Не смей их трогать!

— Отпустите! Я ничего не трогала! — Сатина раздраженно вывернулась из его рук.