Амур с оптической винтовкой

– Чего тогда тебе от меня нужно?! – не понижая голоса, спросил он. Попытался расцепить ее пальцы, потому что от буханья ее сердца ему было совсем плохо, но не вышло. У Дианки были сильные руки. – Чего тебе тогда нужно?!

– Знать, где ты был. И все.

– И все?!

Он отшвырнул ее от себя. Грубо, неосторожно. Не будь таким тренированным ее тело, Диана ударилась бы головой о стену. Но она удержалась. И даже не обиделась. Просто смотрела на него пристально, вопросительно.

– А если я скажу, где я был минувшей ночью, ты отстанешь?

В груди его болело так, будто там образовался огромный нарыв. И ему хотелось, очень хотелось сейчас прижать ее к себе. Зарыться лицом в ее волосы и рассказать все-все-все.

Но ему ясно дали понять сегодня, что его девушка, та самая, что ждет сейчас от него откровений, под ударом! Ему надо защитить ее! Любым путем. Даже если придется сделать ей больно.

– Рома! – Диана побледнела. – Говори!

– Я был с женщиной, – соврал он, рассматривая ее с вызовом, который дался ему нелегко.

– А почему тогда ты не сказал о ней в полиции? Почему заставил меня врать? Как это… Давать заведомо ложные показания?

Ее голос висел на самой последней нотке перед истерикой. И он это чувствовал, и она тоже. Не дай бог ей сорваться, подумали оба. Она разревется и не простит. Он ослабит свою защиту и во всем сознается.

– Потому!

Он спрятал руки себе за спину, так ему было легче не давать им волю.

– Она… Она замужем??? – подсказала, слава богу, Дианка.

– Да. Ты угадала. – Он нервно улыбнулся, покрутил шеей, похрустев позвонками. – Она замужем. Я не имел права ее подставить.

– А меня подставил… – шумно выдохнула она. – Меня можно. Я никто.

В ее глазах застыли слезы. Она попятилась, потом резко развернулась и через минуту громко хлопнула входной дверью.

Вот и все… Вот и все… Ему ее больше не вернуть. Она не простит. Она не вернется. Ну и пусть! Так даже лучше!

Рома тяжело опустился на табуретку у стола, с тоской уставился на пожелтевший численник. Что же это за проклятие такое?! Отца не стало, и вместе с ним из дома ушла стабильная счастливая жизнь. Их обоих – и его, и мать – постоянно тянуло на самое дно. Она пила, он…

Он встал и медленно пошел по комнатам. Трогал вещи, переставлял в гостиной на открытых полках с места на место рамки с фотографиями. Везде они втроем. Мать, отец и он. После его исчезновения они больше не фотографировались вместе. Никогда! Одна фотография неожиданно привлекла его внимание. На ней отец обедал с кем-то, сидевшим спиной к объективу фотокамеры. Обедал в своем любимом ресторанчике на окраине города. Утверждал, что там и готовят сносно, и дышится легко. Перед исчезновением он тоже там обедал. Пообедал и исчез.

Что за мужик? Рома всмотрелся в широкую мощную спину, седой затылок. Он мог поклясться, что ни разу не видел этого человека у них в доме. А деловые партнеры отца их часто навещали. Они не были такими уж крутыми бизнесменами, разъезжающими на дорогих машинах с личными шоферами. Но не бедствовали – это раз. И не пылили средствами – два. Это отец так всегда говорил. И еще утверждал, что люди, иногда заходившие к ним в гости, весьма авторитетны.

Куда они все подевались, интересно? Почему Рома их ни разу не видел с тринадцатого августа? А этого вот широкоплечего с мощной спиной и седым затылком и до этого не видел ни разу.

Может, это как раз тот, о ком сегодня говорил его покровитель?!

Подумав, он вытащил фотографию из рамки и сунул ее себе в задний карман штанов. Он знал, где этот ресторанчик находился. Отца там наверняка помнили. Не могли не помнить. Он там почти каждый день обедал. И с авторитетными людьми встречался. Он поедет сейчас туда. Может, кто-то что-то помнит? Хотя бы, может, вспомнят этого мужика с седым затылком? Если вспомнят, Рома его найдет, навяжет ему личную встречу и задаст вопросы, которые в течение пяти лет задавал только себе.

Он переоделся в другие джинсы, теплый джемпер под горло и на всякий случай прихватил ветровку. Дело к вечеру, солнце давно нырнуло за их многоэтажку, и их негостеприимный двор тут же накрыло отвратительно ледяными сумерками.

Проходя мимо соседнего подъезда, он привычно поднял глаза на ее окна. Одно – в ее комнате – тускло светилось. Горел ночник на ее письменном столе, он точно знал, потому что видел прежде, когда еще был вхож в их дом. Ночник был стареньким, стеклянным, под треснувшим абажуром. И Дианка всегда хитрила, разворачивая его трещиной к стене. Что она сейчас делает, интересно? Плачет от обиды на него, свернувшись на своем широком диване, застеленном шикарным вязаным пледом – подарком ее бабки? Или сидит в Сети, заводя новых друзей? А может, трещит с какой-нибудь подругой по телефону, рассказывая, какой он скот?

Интересно, где ее мать? Почему она вдруг позволила прибежать Диане к нему по первому зову? Насколько Роме было известно, мать запрещала дочери с ним общаться. После того памятного лета, когда он, когда его…

А, неважно. Мать ей запрещала. И с ним не здоровалась, если сталкивалась во дворе. Как же она позволила прийти ему на помощь?