Анабасис во времени

А впрочем... Засада в будущем, конечно, предсказуема, но разве не вдвойне предсказуемо устроить ее в настоящем?

Логика склонялась в пользу будущего, но ничего не гарантировала. Алек поежился. Жизнь вообще скупа на гарантии. Не мешкая, он регрессировал - и материализовался в ущелье спустя примерно три секунды после появления Ду-риса и ровно через 2,1250 секунды после прыжка с тропы.

За эти короткие мгновения изменился только туман, из бурого ставший молочно-белым. Если Алек ошибся, мгла могла сыграть ему на руку.

Прикрываясь щитом, он медленно двинулся обратно к тропе. Впереди гротескно вырисовывался окутанный туманом склон. Вскоре показались деревья - чахлые призраки на фоне зловещих гор. Что-то блеснуло среди стволов, словно молния на кончиках пальцев Зевса. Очевидное для одного не всегда очевидно для другого: возведенная на ложном фундаменте конструкция рухнула и погребла Алека под завалом логических кирпичей.

Современные технологии доподлинно воссоздали древний щит, однако эта подлинность стала его ахиллесовой пятой: бронзовая кромка, четыре слоя псевдо-бычьей кожи и рукоять не могли защитить от прямого попадания. Толстые слои эрзаца смягчили бросок, однако наконечник копья глубоко вошел Алеку в левое предплечье. Под действием двойного импульса он грохнулся навзничь, от удара о камни собственный щит и оружие противника улетели в разверстую пропасть.

Однако у Алека еще оставалось копье и силы в правой руке. В дремотном спокойствии он наблюдал, как Дурис-беотиец спускается со склона - сначала опасливо, потом со все большей уверенностью. Из-под полуприкрытых век Алек следил, как враг шагает по узкой обрывистой тропе. Следил сосредоточенно, не шевелясь - выжидал, когда бдительность наемника притупится, а вместе с ней и способность трансгрессировать. Теперь их разделяли считанные метры - на верхней губе агента «Прошлое-Ко» отчетливо виднелись капли пота. В мгновение ока Алек сел, размахнулся и метнул копье Дурису в грудь.

Правая нога Дуриса находилась в дюйме от обрыва, высоко воздетые руки сжимали булыжник, нацеленный Алеку в голову. Подавшись влево, Дурис увернулся от копья, но, на свою беду, потерял равновесие. В попытке вернуть утраченный баланс, он выпустил, точнее, отшвырнул камень в бездну, чем подписал себе смертный приговор. Дурис мог бы трансгрессировать, но не стал - наверное, понял, что Танатос трансгрессирует следом. С душераздирающим воплем он полетел вниз, в пустоту. Его крик еще долго оглашал горы и вдруг резко оборвался, словно кто-то нажал на «стоп».

Заморосил дождь. Алек лежал на земле, подставив лицо холодным каплям. Дождь не утихал. На скалистых тропинках образовались крохотные озера. Озера разлились реками, их воды омывали неподвижное тело лохага. Вдалеке запела труба. С воинственным кличем греки принялись штурмовать вершину.

Онемение в раненном плече постепенно спало, но Алек не чувствовал боли, только глухую пульсацию, такую же чуждую, как камень под ногами, как моросящий дождь. Ни с того, ни с сего рассудок трансгрессировал к первому поединку с Дурисом на крыше ассирийского дома, где осталась Сарайи. Перед внутренним взором возникла комната, Дурис на пороге в предрассветной дымке. За первым прыжком последовал второй - теперь в комнате виднелись четыре тюфяка с четырьмя спящими силуэтами...

- Сарайи, - сорвалось с мокрых губ. - Сарайи.

Ее не было. Исчезла. Сознание перенеслось на два дня в будущее - на два дня с момента, как он оставил ее на попечение ассирийцев и продолжил отступление десяти тысяч. У очага должно быть пять тюфяков, а не четыре. Пять спящих силуэтов...

Что сотворили эти люди, пообещавшие заботиться о ней как о родной дочери? На что он обрек бедняжку в стремлении поскорее избавиться от нее? Убил, как убил в свое время младшую сестренку? Снова пренебрег возложенной на него ответственностью? Ведь он знал, с кем связалась Марианна, но не воспрепятствовал - пусть общается с новыми друзьями, лишь бы не путалась под ногами и не мешала. Вина за случившееся с Марианной целиком на нем, и что бы ни произошло с Сарайи, виноват только он один. Его руки в крови.

Алек приподнялся, взглянул на скрещенные на груди ладони. Сколько крови! Кровь Марианны и Сарайи. Он попытался смыть ее в крошечных реках и озерах, но багровые пятна въелись намертво и все набухали. Левое плечо горело огнем. Зима предстоит тяжелая, первая зима в Новом Свете. К счастью, рядом пилигримы, они вместе вынесут все тяготы и он, наконец, сбросит груз с души. Хоть и запоздалая, весна обязательно наступит. Запоют птицы, последний снег растает, а с ним и страдания, которые смоют кровь Сарайи и Марианны.

При виде Ксенофонта во главе отряда пращников рассудок на мгновение прояснился.

- Пусть Пасий возьмет мой шлем и не снимает ни днем, ни ночью.