Анаконда

«Ну, — подумала Анна Митрофановна, — велика, конечно, барыня, но не умру же, если одну остановку на метро проеду!»

Очень она удивилась, узнав, сколько стоит билетик в метро. Хорошо, среди крупных банкнотов и новеньких долларовых бумажек нашлась пара десятитысячных. Купила билет, с трудом протиснула свою раздобревшую задницу в узкий проход, спустилась по эскалатору — и в поезд. Не разобралась, не в ту сторону села. Разозлилась, пересела. Едет. Мысли все где-то там, в оставленной машине, в министерстве, в поликлинике Литфонда, в институте Хозяйки, которой надо сбрасывать процент с трех удачно проведенных сделок... Не услышала, как эта мерзавка разрезала ее лайковую, стоимостью в 650 долларов, сумку и вытащила кошелек с деньгами. Поняла, что произошло, когда все закончилось. Сориентировалась. Схватила мощной дланью клешню тощей девчонки так, что та вскрикнула. И не выпускала, молча, пока поезд не остановился на станции «Аэропорт».

Вышли. Поговорили. Объяснились.

У Анны Митрофановны было несколько вариантов.

У Таисии был лишь один, предложенный Анной Митрофановной.

И стала Таисия «прислугой за все».

А в основном, конечно, киллером.

Как на духу рассказала она про мать и себя «благодетельнице». И та вынесла вердикт: наследственность не переспоришь.

В Лазенках у Таисии была назначена встреча с Язей, которая должна была передать ей все ориентировки по Вене.

Она медленно шла по Уяздовским аллеям. На деревьях кое-где из почек уже проклюнулись первые зеленые ростки, в ушах притулившихся на скамейках, закутавшихся в капюшоны своих курток варшавских старожилов звучала музыка Шопена. Но Таисия ничего этого не слышала...

Сквозь ветви парка мелькнуло приземистое здание в сплошных пролетах огромных окон — оранжерея; засветился белоснежный кубик маленького павильона с причудливой деревянной балюстрадой на крыше, над которой с гомоном крутилась стая черных дроздов. Пронзительно кричали утки, бороздящие пруд и не обращающие в своем суетливом барражировании никакого внимания на горделивых, апатичных лебедей.

Но Таисия ничего этого не слышала и не видела.

Она не стала спускаться по каменным ступеням к пруду, чтобы бросить пару хлебных крошек раскрывшим в молчаливом ожидании рты огромным карпам.

Она молча направилась дальше — к полукружью Охотничьего дворца, к Кухонному корпусу, к въездным воротам с романтическим названием Агриколя.

Встреча с Язей была назначена у всадника в огромном шлеме, попирающего упавшего на землю турка, памятника Яну III Собесскому, сооруженного Станиславом Понятовским.

Таисия не знала польского языка. Но, по семейному преданию, мать ее происходила от польского повстанца, сосланного в Сибирь после поражения восстания 1830 года. С тех пор так ее предки и скитались по российским тюрьмам и лагерям.

На свою историческую родину вернулась одна Таисия.

И то лишь, чтобы спастись от преследования севших на хвост ментов и неподкупных офицеров из ОСО Генпрокуратуры.

Таисия перешла по мостику на остров, где сцена театра была стилизована под развалины Древней Греции, уселась на холодную мраморную ступеньку амфитеатра, подстелив газету «Жице Варшавы», достала из сумки сандвич с колбасой и стала уплетать его с завидным аппетитом, для контакта держа в свободной руке развернутый номер «Пшекруя». Бумага у журнальчика была мягкая, но при желании разглядеть, что это «Пшекруй», было нетрудно, хотя журнал все время гнулся на ветру.

Впрочем, даже если бы Язя была полной идиоткой, она не могла ошибиться.

Во-первых, потому, что у них был еще и пароль.

А во-вторых, потому что Таисия была единственным посетителем театра.

— Развалины Геркуланума и Помпей и то сохранились лучше, — раздался за спиной Таисии хрипловатый голос Язи.

Первой реакцией было направить в сторону обладательницы прокуренного низкого голоса ствол «глока» с «глушняком», спрятанный под «Пшекруем». Вторая реакция была столь же мгновенной: Таисия, не зная толком польского, в силу его близости к русскому, тут же «узнала» фразу пароля. Ответила коротко, насколько хватало ее польского:

— Так есть. Але Лазенки пршиемнее.

Язя аккуратно положила на мраморную скамью предусмотрительно захваченную из дома стеганую подушечку, села в двух шагах от Таисии, положила рядом с собой старый номер журнала «Шпильки». Достала из сумочки пирожок, медленно сжевала его, на минуту задержалась, не глядя на Таисию, закурила, задумчиво, уже не в качестве пароля, а так, для себя, проворчала сквозь зубы:

— Компания была не велька, но бардзо пожонткна: пан ксендз да две курвы... — Хохотнула коротким, басовитым смешком и, не оглядываясь, пошла по проходу между скамейками к выходу из античного театра под открытым небом.

Но Таисия не стала бросаться ей вслед с криком:

— Пани, вы забыли ваш журнал.