Анаконда

У него появились своя мастерская, своя лавка. Правда, не в центре, на одной из окраинных улочек Фленсбурга, и покупателями его были не миллионеры и аристократы, а жители рабочего квартала, брали обручальные кольца, недорогие сережки, колечки, перстеньки на дни рождения, большие праздники. Но жить можно было. Дочь подрастала, жена старилась. Дочь выросла, жена умерла. Старился и дом. Древняя шиферная крыша в один из мартовских дней 1974 года дала течь. Превозмогая боль в травмированной ноге, Гюнтер Рюбесхагель с трудом забрался на чердак и попытался сам подлатать крышу. Или хотя бы подставить ведра в те места, где текло особенно сильно. Пытаясь вырыть ямку в смеси золы, песка и опилок, чтобы понадежнее поставить ведро для сбора льющейся сквозь дыру в шифере воды, копнул валявшимся неподалеку проржавевшим солдатским штыком времен первой мировой и наткнулся на какой-то сверток.

Дело было вечером. Свет от уличного фонаря сразу выхватил из темноты несколько сверкающих вещиц. Не надо было быть ювелиром, чтобы понять, какое богатство свалилось в одночасье на Гюнтера Рюбесхагеля.

Тут были миллионы марок! Вот за этой брошью с черными крупными жемчужинами и большим нежным опалом в центре светилась будущая мастерская в центре города. За этим ожерельем из рубинов, гранатов и брильянтов ему виделся новый трехэтажный дом на центральной улице Фленсбурга. За этими двумя перстнями-печатками с похожими монограммами маячил новый современный автомобиль. За тяжелыми подвесками из крупных брильянтов сияла обеспеченная жизнь его седой, остро и горячо любимой дочери, которую теперь-то уж точно выберет себе в жены красивый, молодой, богатый человек. Впрочем, можно найти и не очень богатого. Она будет достаточно богатой, чтобы самой выбрать себе жениха.

А вот за старинной брошью с крупным изумрудом в центре и большими брильянтами по краям, странной четырехугольной формы, он поначалу не увидел ничего.

Красивая, скорее всего иноземной работы, «в возрасте» нескольких веков брошь потрясла поначалу размерами изумруда чистой воды. Потом огранкой брильянтов, затем неким очарованием, исходящим от очень старых, дивно сработанных вещиц, принадлежавших в прошлом, несомненно, незаурядным людям. У таких драгоценностей есть своя аура, свое поле. Положительное, отрицательное, нейтральное, но ощутимое даже обычным человеком, не экстрасенсом.

Почему-то Рюбесхагелю показалось, что у вещицы с гигантским изумрудом плохое поле. Вещь изумительно красивая. А поле тревожное.

В какой-то миг ему даже показалось, у броши с зеленым изумрудом был странный кроваво-красный отсвет. Этого не могло быть. С улицы через круглое чердачное окно падал беложелтый свет, сам изумруд обладал столь интенсивным свечением, что забивал любой другой отсвет.

Но кроваво-красное поле Рюбесхагель ощущал совершенно отчетливо. Возможно, неоновая красно-желтая реклама находившегося неподалеку маленького кинотеатра, причудливо отразившись от некоей преграды, дала такой красный сполох. Кто знает...

Во всяком случае, брошь эту он сразу отделил от клада и все последующие годы хранил отдельно.

Часть клада пошла на приобретение дома в центре Фленсбурга, часть на машину, часть на приданое дочери. Когда дела у фленсбургского ювелира пошли в гору, его разыскал приехавший из Мюнхена русский эмигрант Олег Гинзбург (ну, русский, это только в смысле страны, из которой он приехал). Он не был ювелиром, но обладал жесткой хваткой, звериным чутьем и, как ни странно для эмигранта, широчайшими связями среди германских ювелиров, антикваров и аукционистов.

И Рюбесхагель поддался деловому напору Олега, подпал под его странное обаяние, открыл в своем магазине в центре Фленсбурга вначале отдел русского антиквариата, потом русской иконы, потом произведений русских ювелиров. Именно в этом новом отделе он решился впервые выставить на продажу часть вещиц из клада, найденного на чердаке старого дома Гореншмидтов. В очередной свой приезд из Мюнхена Олег долго стоял перед витриной, где переливались бьющими в глаза красками драгоценные камни и изумительной красоты вещицы, созданные многими ювелирами разных стран и эпох; потом молча поднялся на второй этаж, прошел в комнату седой фройляйн Рюбесхагель, которая, как он давно и с раздражением заметил, неровно дышала при его появлении в их доме, и, красиво припав на одно колено, сделал ей предложение.

Свадьбу гуляли скромно. А вот свадебное путешествие было шикарным: Италия, Испания и Португалия.

В городе оценили скромную свадьбу — тут ценят бережливость и скромность, а про то, во сколько молодым обошлось их свадебное путешествие, знали только старик Рюбесхагель и молодой Олег Гинзбург.