Анаконда

Тут бы Деркачу и задуматься, а чего это так боится Авдеев, юлит и в показаниях путается... Не задумался. Ему уже виделся грандиозный успех, заметка на первой полосе «Московского комсомольца»: «В российской глубинке молодой следователь прокуратуры Деркач блестяще раскрыл двойное убийство». Это так журналюги напишут. Юристы так не говорят: «двойное убийство». А говорят: убийство двух человек. Вроде и то же самое, а не то. По логике вещей Авдеев, увидев свой нож со следами крови, должен был упасть к Деркачу на грудь и, путаясь в слезах и соплях, доверительно поведать опытному следователю все интимные подробности убийства. Впрочем, как раз интимные подробности благодаря предварительным экспертизам, тщательно проведенным Татьяной, Деркач знал. Ему важно было услышать психологические мотивы, побудившие пусть не интеллектуала, пусть не читавшего «Королеву Марго» и «Фаворита», пусть пьянчугу и бабника, но ведь не убийцу же по характеру, пойти на такое страшное преступление.

Но Авдеев молчал. Или нес какую-то чепуху, которую и протоколировать было без толку.

— Вам, гражданин следователь, расскажи, как на самом деле было, так вы ж не поверите. А сочинять я не умею. Обратно сказать, вы человек грамотный, судя по всему...

— Да уж, — гордо согласился Деркач.

— Я вам чего скажу по неосторожности, а вы все — в протокол. А потом ваш старшой, прокурор городской, вернется, глянет в протокол, а там хрен его знает чего написано. И отдаст он приказ, значит, меня по этапу. А у меня, между прочим, не все запланированные в этой жизни бабенки трахнуты, не вся водяра выпита. Так-то. Мне охота на свободе погулять. Да поглядеть, чего эта хитрая рыжая лиса снова придумает.

— Вы только давайте без политики, Авдеев. А то мы тут с вами сейчас столько статей УК насобираем... А вам и двух убийств за глаза.

— Да не убивал я, гражданин следователь, не убивал. Ну, скажите, какой мне смысл бабенок тех насильничать, если у меня, к примеру, в койке теплая бухая Верка сопит в две дырочки? Протрезвеет, и трахай, сколько хотишь. А если приспичило, так можно и не ждать, когда прочухается, она потом не обидится. А вы говорите, насиловал.

— И ограбил...

— Это колечки, что вы показывали, взял? Так сами посудите, факт недоказанный. Таких колечек на каждой второй. Опять же, вникните своей умной головой, где мне их продать, чтоб не засыпаться? Это ж не пустые бутылки из-под пива, которые везде берут. А? То-то!

— А хотите, я вам расскажу все, как было? — таинственно прищурился Деркач. — И зачем убили. И как убили. Наука сейчас может доказать участие в преступлении и без признания подозреваемого.

Деркач на цыпочках подошел к двери кабинета, закрыл ее на ключ, прислушался к тишине коридора, налил из стеклянного графина воды, хотел было предложить Авдееву, но передумал и залпом осушил стакан. Потом пристально, словно гипнотизируя и стараясь лишить допрашиваемого последней силы воли, посмотрел на Авдеева, сел на стол и начал:

— А дело было так, Авдеев. Я буду рассказывать, а вы, когда с чем-то не согласитесь, то, как великий Станиславский, кричите: «Не верю».

— Чего это я кричать в прокуратуре буду, гражданин следователь? Это мне не по чину. В ментярне кричать только ментам позволено.

— Я не мент, — обидчиво надулся Деркач.

— Это мы понимаем. У вас форма другая. А так-то один, извиняюсь, хрен.

— Не мешайте мне, Авдеев, выстраивать криминальную модель. Слушайте. В тот вечер, около двадцати четырех часов, закончив выпивать с вашей сожительницей спиртные напитки, вы пошли прогуляться. Да не перебивайте вы меня, я и сам собьюсь. Слушайте!

— А мне что? Мне ништяк. Рассказывайте свой роман, ваше дело такое. А я послушаю.

— Вот и слушайте, не перебивайте. Около часа ночи на одной из тихих улочек вы заметили молодую красивую женщину. И у вас возникло спонтанное желание...

— Какое?

— Спонтанное. В смысле импульсивное.

— А-а...

— Вступить с ней немедленно в половую связь. Поравнявшись с женщиной, вы приблизили к ее груди финский нож и под угрозой убийства предложили совершить половой акт. Так?

— Красиво птичка пела, пока крылья назад не вывернули...

— Так, Авдеев? Так... Женщина наверняка стала просить убрать нож, отпустить ее. Между вами завязался разговор, во время которого вы, не выпуская свою несчастную жертву, выкурили несколько сигарет «Мальборо» и, оставив характерный прикус на мундштуке сигарет с фильтром, небрежно и, замечу, дело прошлое, крайне неосторожно выбросили окурочки в сторону.

— Это вы, гражданин, о какой моей «жертве» роман рассказываете?

— О первой, о первой, Авдеев, и нечего зубы скалить. Неопровержимые улики буквально припирают вас к стенке. К слову, о стенке. Избави Бог, я не собираюсь каламбурить на тему высшей меры наказания. Хотя думать о такой возможности нам с вами надо.

— Вам надо, вы и думайте...