Анархо

Идеальная ночь. Прекрасная в своей, созвучной самому внутреннему естеству, вибрации, поглощающей разум слегка давящим на слух придорожным шумом. Совсем не таким, как последнюю неделю, когда под окнами тяжёлые катки впрессовывали горячий асфальт в загодя обгрызенное полотно. Каждую ночь, с полуночи и почти до самого утра… Сейчас всё по-другому.

Микроавтобус Вовы Шарика почти неслышно шелестит резиной протектора по федеральной трассе, несясь наперерез заказному фанатскому басу. Снова выезд, как раз кстати. Встреча с дружественным околофутбольной легионом, товарищеский рукопашный схлёст, а после протяжные и шумные посиделки. А, заодно, хорошее алиби. Автобус тронулся с места ещё за несколько минут до того, как небольшое помещение в жилом многоквартирном доме озарилось весёлым пламенем. Это было прекрасно… Так, как и должно было быть.

Картинки стройным диафильмом снова и снова выстраивались у Лидса в памяти. Прокручивались, чуть услужливо притормаживая, то одним слайдом, то другим. Вот друзья, как и в прошлый раз, вчетвером, нерушимым квадом, идут к месту, несмотря на тьму, скрывая лица полумасками.

Вот Бэкхем отделяется, заворачивает за угол, ныряя во двор, чтобы через минуту скользнуть в нужный подъезд, заблокировать второй выход. Вот оставшаяся троица скользит вдоль тыльной стороны дома, не таясь, встаёт на крыльцо бывшей ветаптеки. Теперь здесь продают совсем не ошейники, средства от паразитов и корма для братьев наших меньших. Машины подъезжают, курьеры берут товар и укатывают в разные концы города, раскладывать яд новой эры по неприметным щелям. Заявления местных жителей во все инстанции, уже год как, служат, в лучшем случае, для заворачивания рыбы. Никто не хочет менять текущий порядок вещей, ведь он всех устраивает… Всем нужны деньги. И вовсе неважно, чем именно фантики федерального банка могут провоняться.

Картинки ускоряют свой бег. Вот Барбер гулко стучит в металлопластиковую укреплённую с внутренней стороны решёткой дверь. Этот «магазин» трудится круглосуточно, но небольшое окошко открывается с ленным запозданием. Заспанные глаза не сразу замечают маски. Но даже когда крепкие пальцы вгрызаются в жёсткие мужские волосы — испуга нет, лишь удивление.

— Вы хоть знаете, под чьей это место крышей?! — успевает вымолвить опоясанный свиной щетиной рот, прежде чем сталь кастета разукрашивает его бордово-алым.

Чернявая голова проталкивается внутрь, и вслед летят, задиристо размахивая огненными хвостами, «коктейли Молотова». Тонкие водочные бутылки с длинным горлышком услужливо разлетаются на куски, сразу после первого и последнего поцелуя с твердью прочной половой плитки. Жидкий огонь растекается столь весело. Вспыхивает в одном месте и озорно плюётся мелкими каплями в стороны, будто в желании поделиться с миром неимоверным счастьем рождения.

После неудачных попыток сбежать через подъезд, слегка поцелованный пламенем продавец распахивает зарешёченную дверь, захлёбываясь кашлем, валится на ступени. Желание жить убивает страх и смятение, но о них нужно напомнить. Молодые ноги тяжёлыми ударами вбивают чернявую голову в землю, ровно до тех пор, пока обтянутое чуть оплавившимся в паре мест спортивным костюмом тело не перестаёт сопротивляться, оставаясь лежать изуродованной куклой. Жуткое и завораживающее зрелище, особенно в отблесках живого первобытного пламени… Эта картинка заставила Лидса злобно улыбнуться. Одними лишь уголками рта, но искренне, протяжно, по-настоящему.

Теперь главным стало догнать общий автобус. Но это лишь дело техники. Не успеют к одной остановке, значит, обгонят по пути к другой. Можно было бы просто подрезать бас на трассе и пересесть, но тогда у водителя непременно возникнут вопросы. А лишние вопросы, тем более, когда речь идёт об алиби, никому не нужны.

— Миша, — отвлёк Барбер, от завораживающего своей кровавой идеальностью калейдоскопа, и кивнул в сторону Бэкхема, сонливо упёршегося лбом в гладь стекла.

Лидс нехотя вытряс из головы осколки так славно сложившейся мозаики, глянул на считающего столбы младшего товарища, плавно перетёк через проход, подсел рядом.

— Слава, ты это… — слова рождались в муках и срывались с губ свинцовыми чушками.

— Это, в смысле: «Прости, я вёл себя, как кретин?» — помог Бэкхем слепить звенья в единую стройную цепь, пусть и не отличающуюся изысканностью вязи.

— Вроде того, — согласился Лидс. — Я не со зла. Ты же знаешь…

— Знаю.

— Я же брат, всё-таки. А ты, да и я, да и все мы — так себе женихи. А она глупая. Малая же ещё…

— Да, она поумнее нас с тобой будет, — хмыкнул Славик. — Давай замнём тему? Всё равно мы не до чего не договоримся. Разрешения просить я у тебя не стану — много чести. Да и Оля в благословении твоём не нуждается. Так что, пустозвон это всё.

— Да… — чуть покривил Лидс губами. — Пустозвон. Мир? — протянул раскрытую, всё ещё немного отдающую бензином ладонь.

— Мир, — равнодушно пожал её Бэкхем. — Если бы война была — пошёл бы я с тобой гадюшник этот жечь? Я бы лучше тебе ноги-руки переломал и дело с концом.