— Завтра надо будет в посадку сходить, дерева наломать… — бубнил Шарик где-то в ногах. — А то уголь скоро хер растопим… Не спичками же…
К тому, что Шарик о чём-то бубнит перед тем, как повесить в воздухе свистящее посапывание, изредка перетекающее в раскатистый храп, Барбер уже успел привыкнуть. Впрочем, как и все остальные. Однако, остальные успели застолбить места в спаленках. Бэкхем с Олей — в той, где раньше ночевали старики. Лидс — в гостевой, с узенькой поскрипывающей софой. Барберу же пришлось довольствоваться ночлегом в зале на раскладном диване, на пару с Шариком. И не смотря на то, что лежали валетом, данное обстоятельство ничуть не смущало извечного водителя. Обсуждать бытовые насущности с чужими пятками казалось ему вполне обыденным и продуктивным.
— А ещё надо бы окна заклеить. Сквозит…
— Вова! Заткнись, а?! — уже по обыкновению попытался Лидс добиться тишины и заскрипел старой мебелью, недовольно ворочаясь.
— Так вот, я и говорю… — будто не замечая недовольств, продолжил Шарик. — Надо скотчем, хотя бы, щели залепить. Сквозит, сука. Ты скотч не брал?
— Не брал… — спокойно отозвался Барбер, будто в подтверждение своих слов, проведя ступнёй, в опасной близости от чужого лица.
— Жаль, — вздохнул Шарик. — Надо бы надыбать.
— Завтра мячик… — сменил тему Барбер. — Без нас.
— Ну, по ящику глянем. С «мясом» играем. Никаких забивонов не планируется же… Всё вместе водку жрать будут.
— Может, и забьются, по-товарищески. Будда или Златан. А уже потом водку… Сука…
— Жалеешь?
— О чём?
— О том, что здесь торчим, — уточнил Шарик.
— Да, по фигу… — фыркнул Барбер, сердито повернулся на бок.
— Я же вижу, что не по фигу.
— Ну и что с того? Какая разница? Имеем, что имеем.
— Да заткнитесь вы уже! — почти в полный голос запротестовал Лидс. — Чего вы там разнылись?! Хотите на «мясо» — поехали на «мясо». Посмотрим, как «Спартак» наших инвалидов отымеет, и обратно в это захолустье свалим.
— Ты же сам понимаешь, что стрёмно, — отозвался Барбер.
— Ну, а что тогда скулить? «Без нас, без нас»…
— Мальчики! — взмолилась уже Оля из своей крохотной спаленки. — Ну, хорош, а?! Каждую ночь: «бу-бу-бу, бу-бу-бу…»
— Привыкай! — рявкнул брат и снова заскрипел древесной старостью своей лежанки. — Теперь мы коммуна. Прям, как твой хахаль-коммунист любит.
— Я не коммунист, — сонно промямлил Бэкхем. — Ну, разве что, чуть-чуть…
— О, видали? — громким шёпотом огласил Лидс. — Чуть-чуть… Как самую мягкую подушку и удобную кровать — так он за частную собственность. А как пожрать, так за социальную справедливость топит…
— Да заткнись ты уже! — устало шикнула сестра. — Спать будем, нет?!
— Да, пацаны… — резюмировал Барбер в подушку. — Давайте спать…
Сон, как и каждую здешнюю ночь, накатывал урывистыми образами. Увлекающими, обволакивающими, и резко, даже бесцеремонно бросающими в непроглядный мрак реальности. Казалось, вот они — некрепкие, обвивающие шею сыновьи объятия, его щекотные волосы на губах и в носу. Вот они — гудящие трибуны, покачивающиеся, подпрыгивающие в не терпящем вожделении. Вот она — ускользающая улыбка той, что нежданно стала чем-то неизменным и незаменимым, редким, но таким желанным… Или не её, а той, что так похожа? Так доступна, под шелест измятых замусоленных купюр…
Внезапно Шарик довольно юрко извернулся и вывернул «импровизированного валета» наизнанку, опустив голову на подушку Барбера.
— Скучаешь по домашним? — тихонько шепнул он. — Ну, по жене, по сыну?
— Вова, — чуть отпрянул Барбер, — ты мне тут не утешение, случаем, предложить собрался?
— Да, ну тебя… — отфыркнулся Шарик. — Я же серьёзно спрашиваю!
— Скучаю, конечно.
— И я тоже, — выдохнул Шарик. — Знаешь, у меня ведь тоже есть по кому скучать в городе…
— И по кому же? — уловил Барбер суть, определив для себя, что товарищ не столько интересуется его чувствами, сколько хочет поделиться своими.
— Да, есть там одна дамочка…
— Красивая?
— Красивая. Но тоже сука. Как и твоя…
Барбер немного опешил. Он, конечно, привык к прямолинейности Шарика, но до сих пор личной жизни она ни коим образом не касалась.
— Знаешь, я с каждым днем поминаю всё отчетливее, что совсем не знаю женщин… — успел заговорить Шарик, не успев дать негодованию Барбера сорваться с губ. — Она замужем. Прикинь. Замужем, а трахается со мной. А потом про мужа ещё рассказывает, сука… Говорит, знает, что она на стороне подгуливает. Смеётся… Говорит: «Узнает с кем, голову оторвёт». И смеётся, представляешь? А я же вижу, что ей чего-то не хватает. Внимания, заботы какой-то. Если бы всё было — не гуляла бы, правильно? Я предложил как-то, мол, переезжай ко мне. Будем жить нормально. Не прятаться по норам, как крысы. А она опять смеётся… А я к ней, не поверишь, привязался. Даже рассказывал, то, что никому не говорил.
— Что, например? — Барбер, от необычайной говорливости Шарика, даже подзабыл о клокотавшем минуту назад негодовании.
— Ну, например, про те карты…
— Плоской земли?