Анастасiя

Давно это было. После еще несколько раз случались у неё потери сознания. Но Господь сподобил, четырех ещё детишек родила Анастасия. На все воля божия. Две девочки от огневицы померли, два мальчика живы, Ванечке шесть годков минуло, Феденьке только три. Совсем ещё несмышленые. Как им без матери?

Но вот то первое несчастье так и осталось самым невыносимым страданием в её жизни.

* * *

— Выпей, матушка, — поднесла чашку с пахучими травами постельная боярышня девушка Меланья, склоняясь над постелью и вытирая ей лоб влажным рушником с вышитыми петухами.

Анастасия сделала глоток.

«За грехи кара. Господь всемогущий видит все. За какой же грех расплачивается тело и душа? За что мучаешь, Боже, верную рабу твою, по что?»

С младых ногтей исполняла непрекословно все Божьи заповеди, поклоны клала, странников привечала, церковные воздуха и покровы вышивала бисером… В женах верной и заботливой подругой была царю Ивану. Пятерых детишек родила. Может быть, грех в том, что троих не уберегла, не сохранила? Но ведь это Господь взял безгрешные души, его Божья воля…

Всю жизнь с Иваном, все тринадцать лет после венчания берегла его от козней «аволовых», смиряла его неистовый норов, обращала душу его к богу. Возила по святым обителям. Убеждала творить милость и жалеть ближних своих. Да не всегда удавалось. Видать, не хватило ей слабых женских сил. В этом, вестимо, в этом и был грех её неизбывный. За это и казнь. Не сумела! Никогда не забыть ей искаженное нечеловеческой злобой лицо мужа, когда на хмельном пиру он выбил глаз чашнику Василию за то, что тот, споткнувшись о ковер, пролил кубок на царский золотого шитья кафтан.

Властелин тьмы глянул тогда его безумными глазами. Не остановила, не успела…

Когда сослали бояр Шуйских и многих уморили в подземельях, узнала поздно.

Над каждым, из живущих на свете, говорят, две птицы летают, одна черная, другая белая. Какая ближе крылом заденет, так и сделается. Она видела все чаще над Иваном плескания этих черных грозных крыл. Как Иван без неё сможет побеждать этого врага рода человеческого? Бедный Ванечка! В последние месяцы все чаще находит на него безумство злое.

… А может быть, в другом чём её грех. Теперь не узнаешь.

Да и грех ли это, что хотела защитить первенца своего Димитрия? И не смогла, сил не хватило.

И все же не след ей было жаловаться тогда Ивану, когда умирал он от черной болезни и все хлопотал о царстве своем, на Сильвестра с Адашевым, что будто угрожали ей монашеской схимой по смерти мужа. Говорили, что им Глинских хватило на всю жизнь, а теперь, дескать, Захарьины лихоимствовать придут. И верно, были те слова сказаны Сильвестром, тогда и про схиму поминали. Не только Сильвестр и Адашев тогда говорили, а и многие другие вокруг. Но черное облако тогда легло между ними, между Иваном и ближними его.

Бог спас, не допустил смерти Ивана, все быльем поросло. Но ведь, не забылось. Такое не забывается вовек. Враг рода человеческого нашел лазейку в его душу. Вот и наступил час расплаты.

А ведь греховным взором, украдкой смотрел на нее Алексей Адашев, ох греховным. И князь Андрей Курбский смотрел, когда спас их от безумной скачки, когда приходил в дом и сидел смущенный под пытливыми взорами матушки Юлиании.

Тут она не властна. Многие с бородами на нее так-то смотрели, она не виновата. Это тоже Бог дал ей такое обличье. А если не Бог, значит дьявол? Она ведь все-таки помнила крепкие руки князя Андрея, как он нежно и сильно обнял её тогда у кареты. Она только притворялась, что забыла. Помнилось все.

— Тринадцать лет, несчастное число. Знак судьбы, — прошептала Анастасия.

Тринадцать из тех тридцати, что лукавая судьба ей даровала, была она царицей Московской, женой царя Ивана Васильевича. Тринадцать лет не посмела она словом перекинуться с князем Андреем. Не было греха! Не было!

— Господь милосердный, не оставь своей благодатью трех самых близких людей на свете, сына Федора и двух Иванов: мужа и сына. Царя и царевича всея Руси.

И избави их от лукавого…Избави, Боже! Избави, милостивый!

И остави нам долги наша, яко же и мы оставляем должникам нашим…Отдаю душу свою в руки твоя… Отдаю, господи… — беззвучно шептали её губы, глаза закрывались сами собой.

* * *

Да, это было то, что я искал. Пятый уровень.

Я, Анатолий Завалишин, наконец, нашел его. Мне все время казалось, что он должен был быть — вся логика Лехиного поведения, его неукротимый норов д′Артаньяна, подсказывали мне, что где-то в его файлах он спрятан, пятый уровень. Тот запретный, опасный, в котором нельзя победить. Тот самый, где кроется источник Лехиной направленной амнезии.

На этом уровне оставалось только два персонажа: юродивый Геннадий Костромской и лекарь Алоиз Фрязин.

Я выбрал Геннадия.

* * *

Геннадий Костромской услышал, что Анастасия заболела, на паперти Благовещенского собора задолго до пожара. Нищие всегда узнают все первыми. Они и рассказали подробности.

— Горит вся, матушка царица, огнем горит, — причитала слепая нищенка Устинья, закатывая незрячие глаза. — И пищу господнюю тело её не приемлет, ни постную, ни скоромную. Что ни глотнет, все обратно…