Глаза мои открылись. Я увидел стены в интернет-кафе «Виртуал-экстрим», полки с книгами. Распалась цепь времен. Пять сотен лет миновали в одно мгновение ока.
Я сидел на операционной постели и несколько секунд озирался вокруг, ничего не соображая. Потом я спустил ноги на пол, нащупал свои ботинки, сунул в них ноги и нетвердо покачался на пятках. Окружающая действительность медленно обретала реальные очертания. Стрела времени уже изменила свой полет.
Я увидел перед собой озабоченное лицо Матвея.
— Ну ты, типа, в форме? — спросил он.
— Типа, да, — сказал я, — но еще, типа, не очень. Но я знаю, что проиграл. Зато мне понятно теперь, что случилось с Лехой Васильевым. Я угадал, какой эпизод он выбрал в игре и кого спасал.
— Я тоже угадал, — сказал Матвей. — Я перед тем, как тебя туда засунуть, снизил в четыре раза напряженность поля… На всякий случай.
— Может быть, и не зря, — сказал я. — Уж очень сложный там мир, даже посложней нашего, только без компьютеров.
— Ну не только, — возразил Матвей. — Там много чего еще нет… Атомной бомбы, например. Хорош был бы Иван с атомной бомбой…
— Только люди, представь, все те же, — сказал я.
— Что удивительно, — согласился Матвей.
Я потряс головой, отгоняя видения.
— Не мешало бы кофейку по этому случаю… Надо очухаться.
— Пойдем, найдем, — ответил Матвей. — А можно чего-нибудь и покрепче.
Перед моим мысленным взором стоял прекрасный скорбный лик Анастасии. И никуда не уходил. Сердце все еще стучало неровно. Там щемило…
— И все-таки я еще раз убедился, что время и эмоция взаимосвязанные параметры. Только никому еще не удалось установить, какова эта связь, — сказал я, когда мы подходили уже к стойке бара.
— Время — деньги, — хмыкнул Матвей. — Время, которое у нас есть, это — деньги, которых у нас нет. Вот тебе и связь. Давно установлена.
— Плохо шутишь, — сказал я. — Не остроумно.
— Как умею, — ответил он.
— И все же есть способ путешествовать во времени и не нарушать законов причинности, — добавил я, беря в руки бокал с коньяком.
— Ну конечно, нет ничего проще. Надо путешествовать только в компьютерном виртуальном времени, — сказал Матвей.
— Нет, — возразил я. — В реальном. Когда возвращаешься из прошлого, перевари полученную информацию и произведи направленное изменение в будущем. В этом, наверное, и заключается глубинная связь информации со стрелой времени. Надо попробовать и вывести аналитическую зависимость. Масштаб сенсуального времени обратно пропорционален логарифму количества воспринятой информации.
— Я согласен, — сказал Матвей. — Получим Нобелевскую премию по физике. Не забыть бы с Лехой поделиться.
Глава XVI
Грозный и Курбский. 1577 год. Окончание переписки. Или о том, что старая ненависть не ржавеет, так же как прежняя любовь.
Иван IV был первый из Московских государей, который узрел и живо почувствовал в себе царя, в настоящем библейском смысле помазанника Божия. Это было для него политическим откровением, и с той поры его царственное «я» сделалось для него предметом набожного поклонения. Он сам для себя стал святой…
Окончание переписки Ивана Грозного и Андрея Курбского случилось через тринадцать лет после её начала.
Эти два имени, Ивана и Андрея оказались связанными навсегда. Все, кто потом, так или иначе, касались периода шестнадцатого и семнадцатого веков русской истории, не могли обойти молчанием этот удивительный документ, уникальное явление, в каждом слове которого звучит эпоха и судьба.
Если Курбский обвиняет царя в ошибках, грехах и несправедливости, то Иван оправдывается категорическим императивом: «Я царь по рождению, помазанник божий, это только я могу судить всякого по своему разумению, а мне суда нет и быть не может, как не может быть судим сам Господь Бог!» На такой аргумент не так легко найти однозначного ответа. Может быть, именно поэтому ответов было целых четыре, а переписка продолжалась пятнадцать лет.