Анатолий Мариенгоф: первый денди Страны Советов

Нехлюдов (один). Какая удивительная случайность! Ведь надо же, чтоб это дело пришлось именно на мою сессию, чтобы я нигде не встречал её десять лет, встретил здесь её, на скамье подсудимых, проституткой, с припухшими веками, в арестантском халате, между двух жандармов с оголёнными шашками. Какой ужас!.. ужас… ужас… И всё же это она, она, та самая Катюша, которая, в белом платьице с голубым пояском, в светло-христово воскресение так невинно смотрела на меня своими ярко-чёрными сияющими восторгом глазами… И я, влюблённый в неё, просто не мог представить себе, как это все, все кругом не видят, не понимают, что она, Катюша, прекрасней и лучше всего…

(По лестнице спускается председательствующий.)

Нехлюдов. Господин председатель, могу я поговорить с вами о деле, которое сейчас решилось? Я – присяжный.

Председатель. Да, как же, имею честь знать, князь Нехлюдов? Очень приятно, мы уже встречались. Чем могу служить?

Нехлюдов.

Мы сегодня осудили женщину в каторжные работы. Мы судили невинную. Меня это мучает.

Председатель. Понимаю, понимаю, князь. Но суд постановил решение, как полагается, на основании ответов данных вами же, господами присяжными заседателями.

Нехлюдов. Да, да… но разве нельзя исправить ошибку. Я бы желал кассировать дело и перенести его в высшую инстанцию.

Председатель.

В сенат? Ну что ж, надо обратиться вам к хорошему адвокату. Он вам всегда найдёт повод к кассации. Мой почтение. Если могу чем служить, добро пожаловать, я живу на Дворянской, дом Дворникова. Мой почтение, князь. (Уходит.)

Нехлюдов (один)

. Боже мой, боже мой, как же загладить мне грех свой перед Катюшей? Нельзя же оставить так! Нельзя же бросить женщину, которую я любил… Нет, этого мало, надо заплатить адвокату деньги и загладить вину свою деньгами. Ах, какая гадость! Ведь я соблазнитель её! Я, я толкнул её в эту страшную жизнь! Только распутник, мерзавец и негодяй мог это сделать. И я тот мерзавец и негодяй. И я же судил её!.. Какая ложь!.. Ложь, ложь, кругом ложь!.. Нет, я разорву её эту ложь. Я признаю всё и всем скажу правду и сделаю правду. Скажу Катюше, что я виноват перед ней и сделаю всё, что в силах, что могу, для облегчения её судьбы. Да, я вижу её и буду просить её о прощении. Буду просить, как дети просят… Господи, помоги мне!..

Наконец-то Анатолию Борисовичу представился шанс воплотить свою любовь к солнцу русской прозы. Ленинградский театр им. С.М. Кирова (Мариинский театр) предложил двум «самым обыкновенным гениям» поработать для вечности.

Театр им. Кирова уже готов был распахнуть двери для премьеры, но пришла короткая телеграмма: «“Катюшу Маслову” запретить».

Удача вновь отвернулась от Мариенгофа.

Сначала либретто одобрили. Сохранился протокол политредактора Главреперткома А.А. Иконникова: