Андеграунд

– Ну так и давайте сделаем это прямо сейчас! – воскликнул он, и, вскочив с кровати, метнулся ко мне, схватив меня за руку. – Вставайте, Семен, вставайте, у меня уже все готово, я имею в виду опасную бритву, которую давно уже купил у одного парикмахера, и держу в чемодане, как самое большое сокровище в своей жизни!

Сказав так, он отпустил мою руку, обернулся к своей кровати, встал на колени, и вытащил из-под нее чемодан. Я мельком глаза в полутьме невольно отметил, что чемодан у него был такой же, как у меня: дерматиновый, довольно потрепанный, и, очевидно, очень дешевый. Вениамин тем временем вынул из чемодана какое-то полотенце, больше похожее на тряпку, развернул его, и показал мне блестящую стальную бритву, от которой сразу же повеяло несчастьем и смертью.

– Это и есть ваша бритва? – спросил я у него.

– Да, та самая, что купил я у одного парикмахера, после того, как постригся у него. Он, кстати, продал мне ее очень охотно, и, без сомнения, продал бы и вам, но время не ждет, и я хотел бы покончить со всем сегодня же ночью.

– Покончить с собой и со мной?

– Прежде всего, я бы хотел покончить с собой, а что касается вас, то вы это сделаете сами. Сначала я перережу себе вены, а потом вы сделаете то же самое. Лучше бы, конечно, лечь в горячую ванну, так всегда делают, когда разрезают себе вены, но у нас в общежитии ванн нет, есть только душевые кабинки в подвале.

– Вы хотите, чтобы мы спустились в подвал?

– Лучше всего это сделать в подвале, чтобы не привлекать к себе ничьего внимания, и чтобы нас никто не попытался остановить.

– Ну что же, раз вы так подробно обдумали все, давайте пойдем в подвал. Я, повторяю, еще не принял окончательного решения, и приму его в самый последний момент. Но, во всяком случае, я буду держать вас за руку, пока вы будете умирать. Скажите, а не следует ли нам оставить предсмертные записки? О том, что мы никого не виним, и делаем все добровольно?

– Предсмертные записки? Да, пожалуй, это следует сделать, странно, что я об этом не подумал заранее. Когда берешься за что-то большое, всегда упускаешь из вида частности и детали.

Мы подошли к столу, и в лунном свете на каких-то обрывках бумаги написали свои предсмертные записки. Леонида, как всегда, в комнате не было, а что касается Василия, то он спал убитым сном, и, разумеется, не мог ничего ни видеть, ни слышать. Мы молча посмотрели друг на друга, и вышли в полутемный коридор, потом повернули к лестнице, и стали спускаться вниз. Была ночь, но по общежитию, как обычно, слонялось много разных людей, как тех, кто здесь жил, так и пришедших в гости. На нас мало кто обращал внимания, у всех были свои заботы, и, в крайнем случае, взглянув на меня и Вениамина, люди могли подумать, что мы спускаемся в подвал для того, чтобы помыться. В общежитии многие мылись именно по ночам, так как днем ни у кого не было свободного времени. Оказавшись на первом этаже, мы спустились еще на несколько ступенек вниз, и оказались перед оббитой блестящей жестью дверью, которая скрывала вход в душевую. Вениамин нес полотенце со своей бритвой, он первым зашел в душевую, освещенную двумя или тремя тусклыми лампочками, и состоящую из десятка небольших, обложенных кафелем, кабинок. Учитывая цель нашего путешествия, все это выглядело достаточно зловеще и мрачно.

– Как странно, – сказал он, оглядываясь на меня, и вынимая из полотенца свою бритву, – никогда не ожидал, что умру в таком мрачном месте.

– Вы еще можете отказаться, – ответил я, глядя на его бледное, сразу же осунувшееся лицо, – никто вас не принуждает кончать с собой, а я, со своей стороны, никому не скажу, поскольку вообще не имею привычки открывать чужие секреты.

– Нет, нет, – быстро сказал он, – я уже принял решение, и назад дороги у меня нет. Именно здесь, в подвале, куда я ходил два года подряд для того, чтобы помыться, я и умру. Это окончательно, и обсуждению не подлежит. Я только хочу знать, умрете ли вы вместе со мной, или останетесь жить дальше?