Андрей Николаевич на рандеву, или ниспровержение прототипов

Подробности истории западноевропейских и северных скандинавских, и уже собственно древнерусских дружинных корпораций нам в определенной степени известны. Сугубо средневековый институт дружинной корпорации вытеснил „прототипные“ регулярные армии Атиллы и Рима. Связующие дружинников обряды посвящения (инициации, „приема в объединение“); иерархические взаимоотношения внутри корпорации маркировались определенными „внешними приметами“: прической, татуировкой, разновидностями украшений. Дружинный бой — поединок двоих. „Ячейка“ дружинной структуры — „пара“ — „старший и младший“. Любопытно, что позднейшие попытки интерпретировать (уже в „регулярной“ европейской армии) эту самую „парность“ как „сыновство-отцовство“ неизменно терпели крах; не складывается: „сто сыновей и сто отцов“. „Отец“ в структуре регулярной армии один — „полковник“, „mon general“. Дружина же четко членится на „пары“ — „старший — младший“, „покровитель — помощник“, „друг — друг“. Дружинный полководец — не „отец“, не „полковник“, но „один из наших“, выборное лицо; с ним возможен спор, его возможно „сместить“. Таким дружинным полководцем предстает, например, ярчайшая личность русского средневековья: князь Святослав I… В основе дружинной ячейки — отношения „гомо“. Идеология регулярных армий активно вытесняет „друга-гомо“, усиленно насаждая культ „отца“, „патрона“. Нельзя сказать, что это самое „вытеснение“ не удается вовсе. Удается. Только результаты довольно любопытны. Всевозможные летописи, анналы и хроники сообщают нам крайне мало данных о жестокости дружинных походов. Скорее, напротив, подчеркивается некое воинское благородство, „иду на вы“; недаром именно из дружинных объединений вырастет „институт рыцарства“ во всем многообразии своих смыслов, и совсем в иной тональности описываются действия „прототипных“ регулярных армий — будь то воинство Атиллы или тумены Батыя. Здесь упор делается на „немилость к побежденным“, на „жестокое отношение к мирному населению“. Отметим, что „ячейка“, например, „монгольской модели“, уже не „гомо-пара“, а „десятка“, подчиненная „командиру-отцу“. Отношения „гомо“ теснятся, уходят в сферу „периферийных отношений“, перестают быть „основой идеологии“. Активные отношения с „другом“ заменяются абстрактной преданностью „отцу“. „Мужская дружба“, впрочем, терминологически держится в системе армейской идеологии, но, утратив свой гармонический „гомо-смысл“, преобразуется в некую ханжескую опять же абстракцию. Всю бездну гадости этого занятного ханжества надо еще и понять. То есть, надо понять, что молодой мужской особи, находящейся в системе регулярной армии, не полагается никакого „легального“ сексуально-эротического обслуживания; молодая мужская особь обязана довольствоваться терпеливым ожиданием „легитимного“ (пресловутый „законный брак“) соединения с единственной женской особью и „бескорыстной мужской дружбой“. (Что такое эта самая „бескорыстная дружба мужская“, скажите вы мне? Это стало быть, не гомоэрос, поскольку последний запрещен „официально“. А тогда какая же она бывает, эта „бескорыстная мужская дружба“? Ох! Никто не знает. Ужасно страшная тайна!). Но человек, поставленный ханжескими установками в невозможные для жизни условия (как пассажир Ильфа и Петрова: то ли танцевать с чемоданами, то ли нанять носильщика, чтобы танцевал рядышком), находит, конечно, „выход“; правда „выход“ этот не выглядит особенно гуманным, поскольку проявляется в ужесточении внутриармейских (внутриструктурных) отношений, в том самом немилосердии к побежденным. Жесткость, жестокость довлеют в идеологии регулярной армии как принцип…

Но… совершенное изгнание отношений „гомо“ из армейских систем, разумеется, не удается. Потому что… потому что эти отношения… естественны! Пресловутое „гони природу в дверь…“ Не возить же с собой в обозе женщин и, соответственно, детей! Ага! Значит, если бы возможно было возить (то есть нанимать носильщика, чтобы танцевал рядышком), то и не возникало бы отношений „гомо“? В том-то и дело, что в данном случае „мужское партнерство“ („мужская корыстная дружба“?) вовсе не заменяет, не подменяет собою некие „естественные“ отношения с женщиной. Социально-психологический смысл партнерства с женщиной — создание и поддержка „хозяйства“, экономической „ячейки“ обществ. Здесь же и „репродукция“, воспроизводство новых и новых „общественных единиц“. Социально-психологический смысл партнерства „гомо“ — взаимная активная поддержка, взаимопомощь при координации совместных социальных действий (воинские походы — для мужчин; „артельный“, совместный труд — для женщин). Разным социальным задачам соответствуют разные, гармонические для той или иной „общественной ситуации“ формы сексуально-эротического „обслуживания“…