Андрей Сахаров

⁴³ Папалекси H. Д. Леонид Исаакович Мандельштам // Академик Л. И. Мандельштам. М., 1979. С. 12.

⁴⁴ Мандельштам Л. И. О научных работах А. Н. Крылова (1943) //Академик Л. И. Мандельштам. С. 284.

⁴⁵ Тамм И. Е. Характерные особенности творчества Леонида Исааковича Мандельштама// Тамм И. Е. Собрание научных трудов. Т. 2. М., 1975. С. 456–457.

⁴⁶ Ландсберг Г. С. Исследования Л. И. Мандельштама в области оптики и молекулярной физики // Академик Л. И. Мандельштам. С. 94.

⁴⁷ Письма Л. С. и Л. И. Мандельштамов Р. фон Мизесу 24 января и 9 февраля 1928 г. // Richard von Mises Papers, Harvard University Archives HUG 4574. 5.

⁴⁸ Академик Л. И. Мандельштам. С. 97.

⁴⁹ Сергей Иванович Вавилов. Очерки и воспоминания. М., 1991. С. 23.

⁵⁰ Воспоминания о И. Е. Тамме. 1995. С. 347.

⁵¹ Мандельштам Л. И. Полное собрание трудов. Т. 3. М., 1950.

⁵² Академик Л. И. Мандельштам. С. 137.

⁵³ Грэхэм Л. Социально-политический контекст доклада Б. М. Гессена о Ньютоне // ВИЕТ. 1993. № 2. С. 19–31. Доклад Гессена «Социально-экономические корни механики Ньютона» дважды переиздавался на английском языке.

⁵⁴ Gamow G. Му world line. NY, 1970. Р. 94.

Глава четвертая.

Тридцать седьмой год

³⁵

Левин М. Л. Прогулки с Пушкиным // Он между нами жил… Воспоминания о Сахарове. М., 1996. С. 348–349; Михаил Львович Левин. Жизнь, воспоминания, творчество. Нижний Новгород, 1995. С. 379–410.

⁵⁶ Левин М. Л. Прогулки с Пушкиным. С. 350.

⁵⁷ Здесь и далее цитируется «Стенограмма собрания актива ФИАН СССР 17 и 20 апреля 1937 г.» [Архив РАН. Ф. 2. Оп. 2а. Д. 1937-70].

⁵⁸ Горелик Г. Е. Советская жизнь Льва Ландау. М., 2008.

⁵⁹ Фейнберг Е. Л. Вавилов и вавиловский ФИАН. — В кн.: Фейнберг Е. Л. Эпоха и личность. Физики. Очерки и воспоминания. М., 2003.

⁶⁰ Чуковская Л. К. Записки об Анне Ахматовой. Т. 1. М., 1997. С. 11.

⁶¹ Болотовский Б. М. Школа Тамма // Воспоминания о И. Е. Тамме. 1995. С. 71–72.

⁶² Белл Л. Н. Интервью 30 августа 1994 года.

⁶³ Солженицын А. И. Публицистика. Т. 1. Ярославль, Верхне-Волжское издательство, 1995. С. 96; Самойлов Д. С. Памятные записки. М., 1995. С. 136, 141.

⁶⁴ Шапиро С. М. Интервью 30 сентября 1992 года.

⁶⁵ Белл Л. Н. Принцип несоответствия // Он между нами жил… Воспоминания о Сахарове.

Часть вторая

ЭНЕРГИЯ

ЯДЕРНАЯ И ТЕРМОЯДЕРНАЯ

Глава первая

МОРАЛЬНАЯ ПОДОПЛЕКА ЯДЕРНОГО ПРОЕКТА

За всеми обсуждениями советской ядерной истории маячит простой и жесткий вопрос: как же они могли делать смертоносное ядерное оружие для диктатора и без того смертоносного?! «Они» — это российские ученые, которыми гордился Советский Союз. Многими из них гордится мировая наука, и по меньшей мере несколькими может гордиться все человечество. Если бы не супербомба для Сталина…

История ядерного оружия — это беспрецедентное скрещение чистой науки, «грязной» технологии и государственной политики — и чистой, и грязной. Имеет ли мораль какое-то отношение к этой истории? Или все советские физики проявляли безнравственность, соглашаясь не только жить в сталинском государстве, но и работать ради его могущества и превосходства над остальным миром?

Только понимая моральную подоплеку их согласия, можно понять по-настоящему советский ядерный проект, а тем самым и мировую историю, поскольку советская ядерная мощь в течение четырех десятилетий во многом определяла судьбы мира.

Корни советского ядерного проекта уходят в довоенное десятилетие, когда в ядерной физике работали три основных института, соперничая за ресурсы, источник которых был один — советское правительство. Это Радиевый институт Владимира Вернадского, Физико-технический институт Абрама Иоффе и юный Физический институт Академии наук, ФИАН, которым руководил Сергей Вавилов, опираясь на школу Леонида Мандельштама.

Все эти ученые не были специалистами в ядерной физике, однако именно их сотрудникам обязаны главные достижения советского ядерного проекта. Ученики Вернадского отвечали за радиохимию, попросту говоря, за производство ядерного горючего. Выпускники школы Иоффе создали ядерный реактор и атомную бомбу. И, наконец, в школе Мандельштама открылся российский путь к термоядерной энергии.

Три эти «ученых рода» объединялись одним делом и единым сословием. А их различия идут во многом от родоначальников, в которых воплотились три разные философии науки. Схематично можно сказать, что Вернадский считал силу науки больше всех других общественных сил, Иоффе в государственной советской идеологии видел воплощение науки, а для Мандельштама наука и социальная идеология были двумя разными мирами.

Прагматизм Иоффе