Андрей Сахаров

Если не учитывать последнего абзаца этой характеристики, то 54-летний Сергей Вавилов был наилучшей кандидатурой. А если учитывать — то и вовсе единственно возможной. Ведь Сталин делал этот выбор за несколько дней до начала Потсдамской конференции и первого ядерного взрыва. Его еще заботил благоприятный облик страны для Запада, и наука, по своей природе интернациональная, очень подходила для этого. В июне пышно — на фоне разрушенной войной страны — отметили юбилей Академии наук с приглашением зарубежных ученых, хотя дата была «некруглая» — 220 лет — и к тому же просроченная на год.

На советской академической витрине, однако, лежала зловещая тень от гибели Николая Вавилова — генетика с мировой известностью. Его имя в справке КГБ встречается еще раз — в характеристике Трофима Лысенко: «Среди биологов АН СССР авторитетом не пользуется, в том числе и у академиков Комарова В. Л. и Орбели Л. А., причем последние приписывают ему арест Вавилова Н. И.».

Зато академик Лысенко пользовался авторитетом у Сталина. В 1940 году, когда вождь решил избавить своего протеже от его главного научного противника Николая Вавилова, об отношении к этому на Западе он мог не думать — с началом войны у Англии и США появились заботы поважнее. Но в июле 1945 года, накануне потсдамской встречи со своими военными союзниками — руководителями США и Великобритании, ситуация для Сталина была совсем иной.

О судьбе Николая Вавилова долго не было никаких официальных сообщений. Когда в 1942 году Лондонское королевское общество избрало его своим иностранным членом, английскому посольству не дали возможности вручить диплом. Именно тогда западные коллеги заподозрили неладное, но все их запросы оставались без ответа. Только в 1945 году, по-видимому как раз во время юбилея академии, им удалось узнать, что Николай Вавилов «смещен со своего поста, исчез вместе с некоторыми из своих сотрудников по генетике и умер неизвестно когда между 1941 и 1943 годами»³⁴

. В такой ситуации избрание его брата главой Академии наук маскировало тайное преступление, превращая его в загадку «исчезновения». Так что кадрово-академическое решение Сталина в начале июля 1945-го понять можно.

А что сказать о решении Сергея Вавилова — принять предложенный ему пост высшего научного администратора страны? Люди, близко знавшие его, свидетельствуют, что сделал он это с тяжелым сердцем, видя зловещую альтернативу в А. Я. Вышинском³⁵. Прежде чем стать академиком в 1939 году (вместе со Сталиным), Вышинский отслужил Генеральным прокурором СССР все время Большого террора и был обвинителем на всех показательных процессах, прекрасно зная причину «признаний» обвиняемых. В том же 1939 году он стал заместителем главы правительства и в этом качестве ведал делами академии — это к нему в сентябре 1943 года обратился президент Академии наук с просьбой о дополнительном месте для Курчатова³⁶

. То, что Вышинский не упоминается в «предвыборной» справке КГБ, вовсе не исключает его кандидатуру. Сталин просто не нуждался в характеристике для столь близкого своего подручного.

Документы не позволяют сказать, действительно ли Сталин держал про запас кандидатуру Вышинского или использовал ее лишь как добавочный аргумент, чтобы «помочь» Вавилову принять решение. Важнее то, что, отказываясь от предложения вождя, Вавилов ставил под угрозу, кроме себя, и главное свое детище — ФИАН, в который было вложено столько души и труда. Для него ФИАН — это и его сотрудники, и часть мировой науки, и жизненная составляющая отечественной культуры: «Он чувствовал себя наследником ее прошлого, глубоко и лично ответственным за ее будущее»³⁷. Это чувство заставило Вавилова принять дважды тяжелый груз — стать частью власти и прикрыть собой гибель брата от рук той же самой власти. Этот груз он нес всего пять лет — освободила его скоропостижная смерть в январе 1951 года.

Чувство ответственности было свойственно обоим братьям. Различались они своими темпераментами и моральной выносливостью. Характерна фраза Николая Вавилова: «Пойдем на костер, будем гореть, но от убеждений своих не откажемся?³⁸

»..

А Сергей, чтобы защитить дело своей жизни, был способен нести бремя стыда. Он не мог, впрочем, предвидеть всю тяжесть этого бремени в июле 1945-го, когда страной владели эйфория победы в тяжелейшей войне, надежда на дружбу между Объединенными Нациями и ожидания честно заслуженной свободы для советского народа — освободителя мира от фашистской чумы.

Само выражение «Объединенные Нации» возникло в 1942 году как обозначение стран, противостоящих странам фашистской Оси. А устав Организации Объединенных Наций появился на конференции в Сан-Франциско в апреле 1945-го. Так что в июле того года только очень бесстрастные аналитики могли предугадать уже нависшую над миром холодную войну и мрак еще большего гнета внутри страны.

Что может президент