ANENERBE

Врет? А почему он должен врать? Чтобы лгать, нужна причина. Без причины и солнце не всходит. И везет ему на всяких придурков, а кто сказал, что Алексей Митрофанович придурок? Математик — он почти ученый, а у них, как известно, мозги набекрень. Уравнения решают, в степень возводят и вычисляют форму нашей вселенной. Кому, спрашивается, есть дело, какая форма у вселенной! Тысячу лет жили и не знали, что земля круглая. И что? Плохо жили? Замечательно жили — ели, пили и не тужили.

Хотя к чему ему врать? Эксперимент, говорит, не желаете? Можно и эксперимент, что ему еще остается делать? У него вся жизнь один большой эксперимент, он, поди, и опыты над собой ставит. С кафедры, бедолагу, уволили, с трудом вспомнили. Кто? Горелик? Алексей Митрофанович? Не помню, зайдите в отдел кадров. Зашел. Алексей Митрофанович? На кафедре, говорите, преподавал? Простите, не помню, нужно будет архивы поднять… Подняли. Ах, Горелик! Был такой — очень странная личность, кандидат наук? У нас много кандидатов, план мы выполняем успешно. А как же! Вы не знали? У нас план имеется, чтобы каждый год новые кандидаты…

Виталий Борисович махнул третью рюмку и понял: хмелеет — перед глазами поплыл голубой туман.

— На, носи дальше, — произнес он и водрузил на глобус фуражку.

Во сне ему явилась Клавдия Степановна и опять обнаженная! Стало даже неловко, потому что гражданка Мухина не только была голой, так она самым бесстыжим образом приставала к Виталию Борисовичу! А он в фуражке и синих трусах. Как, вероятно, сидел на кухне, так и отправился в космическое путешествие, одеться не успел. Виталий Борисович, хотя и пребывал во сне, но лишнего себе позволить не мог — на помощь пришли воспитание и честь мундира. А Клавдия Степановна что-то на французском говорит, какие-то стихи французских поэтов читает и нисколько не стесняется. А потом и говорит, уже по-русски: а чего, говорит, мне стесняться, если я уже три дня как мертвая? Вы-то мертвая, соглашается Виталий Борисович, а я-то живой! Это вам все равно, голые вы или обнаженные, а мне напротив и вовсе не все равно, да и что товарищи подумают? Да ваши товарищи, возражает Клавдия Степановна, только об этом и думают! Вот, сопротивляется Виталий Борисович, прикройте свою наготу, мне право, действительно, неудобно смотреть на голую женщину, и тем более, мертвую. Отдал свой мундир с погонами, а сам, стало быть, в трусах и остался. В синих, советского образца, потому как других трусов в Советском Союзе купить было невозможно. Насчет женщин — неизвестно, а мужчины поголовно ходили все в синих сатиновых трусах. А чтобы еще раз подтвердить данный факт, является Алексей Митрофанович и тоже в синих трусах! Я, говорит он, явно не стесняясь своего, скажем, не самого удачного наряда, на минуточку заглянул. Товарищ Шумный, вроде как сомневался, мы намедни встречались, вас вспоминали, — и кивает своей старой знакомой — Клавдии Степановне. А Виталий Борисович не знает, что делать, как поступить, и пребывает в полной конфузии. Единственное утешение, что это сон, и как всякий сон, он должен когда-нибудь закончиться. И он закончился — Виталий Борисович ударился головой и проснулся.

* * *

С трех рюмок, а выпил Виталий Борисович Шумный именно столько, подобных фортелей от себя он явно не ожидал. Да и не снилось ему прежде ничего. Утром встанет как огурец и никаких видений, а тут целый спектакль, и он на главных ролях. А спектакль? Если не порнография, так уж точно детям до шестнадцати лет вход категорически воспрещен. А приснился кто? Свидетель и потерпевшая, которая и вовсе на потерпевшую не похожа, по крайней мере, каких-либо следов, говорящих о данном предположении, оперуполномоченный вспомнить не мог. А вдруг это Алексей Митрофанович наколдовал? Кто обещал провести эксперимент и явиться к нему во сне? Явился! Относительно гражданки Мухиной никакой договоренности не было, и быть не могло.

Оказавшись в кабинете в одиночестве — Сережа Кулебяка вышел покурить — Виталий Борисович набрал номер квартиры Горелика и естественно не дождался ответа. Трубка молчала, подсказывая, что возникшие вопросы придется решать при личной встрече. Вновь шел дождь, уже четвертый день подряд. Что такое зонт товарищ Шумный не знал, считая данное изобретение человечества обыкновенной забавой. Но и мокнуть он не собирался. Дождевик — длинный балахон — придавал сходство, если не с приведением, так с мрачными персонажами гангстерских фильмов. Хотя Виталию Борисовичу было плевать, как он выглядит и на кого он похож. В переходе, куда спустился товарищ Шумный, по-прежнему на баяне играл дядька. Денег ему Виталий Борисович не дал, словно почувствовал, что придется здесь ходить не день и не два. Дядька же ему кивнул, как старому приятелю, а затем высморкался — приложил большой палец к носу и сильно дунул.

В подъезд заходит — тот самый. Следов трагедии никаких — не чисто и не грязно — каменная плитка. Глядит внимательно — вот тут и лежала Клавдия Степановна. Посмотрел вверх — высоко, шансов, чтобы выжить, если упадешь, тоже никаких.