— Найдем. Думаешь, один такой шустрый? Видали и пошустрей. Только где они? Постановление читал? Не читал? Нам не трудно, мы и прочитать можем.
Читают.
Слова следуют одно за другим, непонятные и пугающие, разлетаются по избе, кружат в воздухе, от чего и сам воздух становится гнетущим и тяжелым.
— Слышишь? — грозно спрашивает голос и продолжает читать дальше.
— За неподчинение и саботаж, нажитое преступным путем имущество подлежит экспроприации и обращению в пользу государства. Как крайняя мера, допускается революционный суд и ликвидация особо опасных элементов из числа мелко буржуазной среды и кулаков. А ты у нас кто? Если завтра не будет зерна, не будет и тебя. Слышишь? Завтра! И бегать по лесам мы не собираемся — сам побегаешь!
Хлопают двери, но в доме еще долгое время стоит запах тяжелого мужского пота, махорки и… ненависти. Вся эта адская смесь перемешалась, облепила стены, залезла в голову — Дашенька хочет спать. Хочет, но не может. Еще она хочет спросить, что такое «ликвидация»?
— Отдай, Семен, — шепчет мать, — все отдай, себе дороже встанет.
Батюшка молчит. Теперь это не чужой мужчина с взъерошенной бороденкой, — это старый дед с потухшими глазами. Правда, иногда в них вспыхивают пугающие зловещие огоньки, и тогда старик превращается в злобного карлика.
— Кабы не вы, — вдруг говорит карлик, — я бы их всех тут и положил…
Матушка крестится, карлик плюет на пол.
— Всех паразитов вилами заколол бы… нажитое преступным путем имущество! Ишь ты, как повернули! Преступным путем!
— Отдай, Семен, отступись от сатаны. Господь тебя не бросит. А злоба есть дело дьявола. Главное — вера и надежда, с ними не потеряемся, выстоим.
— Так они по весне вновь придут! Брать — не работать! Землю — крестьянам! Тьфу! — и батюшка грязно выругался. Не слышала таких страшных слов прежде Дашенька, не звучали они никогда, да и представить она не могла, чтобы ее любимый батюшка мог сквернословить.
— В город нам надо.
— А дом?
— Сожгу все на хер!
— Семен!!!
— Что Семен?
Карлик куда-то пропал, а на его месте каким-то таинственным и необъяснимым образом появился кто-то пугающий и сильный.
— Первый Ангел вострубил, и сделались град и огонь, смешанные с кровью, и пали на землю, и третья часть деревьев сгорела, и вся трава зеленая сгорела…
Мать вновь крестится.
— Второй Ангел вострубил, и как бы большая гора, пылающая огнем, низверглась в море, и третья часть моря сделалась кровью, и умерла третья часть одушевленных тварей…
— Семен!
— Антихрист пришел! — шепчет отец страшным голосом, и сам он похож на Антихриста. — Бежать нам надо, сегодня же, ночью.
Кругом темно — они сидят в повозке. Долго сидят. Дашенька замерзла — кругом лес. Он обступил их со всех сторон — враждебный и мрачный. Лес не желает их отпускать и поэтому предупреждает — грозно шумит.
— Долго еще? — спрашивает Дашенька и прижимается к матери.
— Скоро, дитятко, скоро, — отвечает матушка и девочка понимает, что она плачет. Только плачет матушка про себя — молча давится слезами и пытается не дрожать. Дрожит Дашенька.
Темный призрак верхом появляется внезапно — выныривает из темноты и хрипит — пускает облако дыма.
— Ну? — спрашивает матушка.
— Все, — говорит призрак голосом отца, — запалил, трогай, дорогая моя, трогай.
Дашенька спит — летит в какую-то бездну. За руку ее держит матушка. Рука теплая и родная. Она узнает эту руку через тысячи лет — туда же через тысячу лет она и летит. Вдали свет, но Дашенька никак не может к нему приблизиться — мешает рука матери. Отпустить руку — потерять матушку.
— Закрой глаза! — кричит отец, — закрой глаза!
В темноте он машет топором и продолжает кричать матушке.
— Закрой ей глаза!!!
Дашенька закрывает глаза и видит огромное полчище саранчи. На голове у каждой твари как бы венец, похожий на золотой, лица же саранчи — как лица человеческие, и волосы у ней — как волосы у женщины, а зубы, как у львов, и хвосты скорпионов. Трубит Ангел — летит посреди неба — Горе, говорит он, — горе, горе! Стучат колесницы — это саранча машет крыльями…
— Взял грех на душу, — говорит Ангел, — убил гада! Он нас выследил, я не хотел — продал бы он нас, понимаешь?
— Понимаю, — матушка плачет уже навзрыд, не стесняясь слез, и закрывает Дашеньке глаза.
Темно.
Что может рассказать мать дочери? А отец — сыну? Прочитать на ночь сказку, где добрый и бесстрашный принц спасает прекрасную принцессу от страшного злодея? Прочитает и по головке погладит, подушку поправит и улыбнется. К чему рассказывать, если в крохотном создании уже заложены на столетия наперед любимые и мать и отец. Вся боль земного существования, как и островки радости, — лучезарные и окрыляющие моменты счастья. Гениальный план создателя, дарующий уникальный по своему замыслу шанс — завершить не завершенное, исправить ошибки предков или искупить их грехи.
— Мама, — Зоя Константиновна уже не выглядела взволнованной, — Саша нашел деньги. Много денег — невероятно много. Ты даже не можешь себе представить сколько!
— Понятно.
— Что тебе понятно?
— Саша нашел деньги.
Зоя Константиновна несколько разочарована.