ANENERBE

Володя вновь сел за стол и вновь написал статью, уже с благодарностью к тем неравнодушным бизнесменам, кто помнит прошлое и не желает повторения геноцида. Затем в театральном буфете он познакомился с редактором одной из программ местного телевидения и заплатил за него, получив при этом приглашение обратиться к прогрессивной общественности с голубых экранов. Обратился. Его заметили, предложили придти на прием. Пришел. Поговорили — дали денег.

Это уже была победа! Небольшая, как говорили прежде, местного значения, но победа. Продолжив поиски, оказалось, что все общественные организации существуют непонятно на какие деньги — одни лучше, другие хуже. Дали совет, после чего Пастушный вновь написал письмо уже на иностранном языке, где изложил задачи организации, которую он возглавляет, устав и прочие необходимые атрибуты. А так как иностранного языка Володя не знал, отправился в институт, который готовил специалистов данного профиля. Здесь ему предложили горячего чая, пирожки с капустой и участие в научной конференции «Молодежь — наше будущее». После конференции, кстати сказать, с участием зарубежных гостей, которым Володя и передал свое письмо с просьбой переправить его в соответствующие учреждения, к нему пришли и… обили вагонкой кабинет. Бесплатно. И врезали новый замок. Вскоре пришло письмо с предложением принять участие в перезахоронение останков воинов, но не наших, а других. Володя выехал за границу и был поражен. За границей ему бывать не приходилось и на кладбище — тем более. Сложные чувства, разобраться в которых он долгое время не мог, хотя и пытался.

Память и уважение потомков — вот, пожалуй, главные чувства, что он испытал, стоя на чужой земле, где каждое имя было высечено на огромной гранитной стене. И усталый солдат с винтовкой, что присел на пень, походил больше на лесоруба, чем на воинственного завоевателя. И воевать — убивать людей — каменный солдат больше не хотел. Кладбище — огромный и ухоженный парк, где каждый вечер зажигаются тысячи крохотных огоньков, — поразило, и защемило под сердцем. Все они обрели покой, даже за сотни и тысячи километров от своей Родины — о них помнили. Помнили молча, каждый день, заботливо зажигая свечи и произнося поминальную молитву в небольшой церквушке, расположенной тут же.

Именно там — под мелким дождем, среди чужих людей Володя вдруг понял, в чем его предназначение. Понял и удивился — работы предстояло непочатый край. Еще он понял, как ему будет трудно.

Работа — это всегда некая монотонность, повторяющаяся череда событий, поглощающая и позволяющая забыться — раствориться в чужых заботах и проблемах, где нет места для твоих хлопот и забот. Возможно, в этом и скрывается некое милосердие, когда чужие люди заставляют тебя заниматься чужими делами. Работа бывает разной — сколько существует людей, столько же и разновидностей работы. И работать на одной и той же работе можно по-разному — вот вам еще один повод задуматься. Каждый из нас — универсальный работник, которому подвластна любая профессия. Желаете возразить? И мы возразим — любая! А как же талант, заложенные родителями способности? Плевать! И без способностей можно овладеть любым ремеслом. Однако при всем многообразии только одна дарует счастье.

Пастушный, конечно, никогда не задумывался о своем призвании, он только заметил, что время в новой должности стремительно полетело куда-то вперед. Настолько стремительно, что не хватало ни времени, ни его самого. Володя не поспевал управляться с теми проблемами, что на него свалились.

Позвонили из какой-то деревни следопыты и детским голосом пригласили приехать. Приехал. И вправду дети — подростки, не достигшие совершеннолетия. Группа странных юношей, в свободное от прочих дел время занимающаяся поиском пропавших воинов. Показали три могилы, вернее, захоронение — сами нашли. Следующая встреча — новое открытие.

Мрачный мужчина шагнул в избу, когда Володя уже собирался спать. Воздух лесной и путь неблизкий забирают много сил. Порой больше, чем тебе кажется.

— Гурий, — сказал мужчина и протянул руку.

Володя руку пожал. Сильная, как у штангиста, хватка, хотя сам мужчина внешне поджарый и даже болезненный. Лицо черное, глаза провалившиеся и небритый.

— Условие одно, — присев на стул, продолжил Гурий — никаких наводок.

Володя кивнул, смутно представляя, о чем идет речь.

— Пойдем через день — мне отлежаться надо, а вам — купить керосина. Они ужасно не любят керосина. Адрес я вам дам, там вдвое дешевле, скажете от Гурия. Если в газету писать собираетесь — никаких имен. Ты меня не знаешь, я — тебя.