ANENERBE

Город опустел и состарился — пришла зима. Кругом лежал снег — его не убирали. Появились новые тропинки — по ним ходил народ — мрачные, закутанные призраки. Иногда проезжала машина — лезла на брюхе по снежной целине и крутила колесами. Случалось, машина ломалась или застревала. Ее откапывали, толкали. Затем машина куда-то уезжала, а народ расходился по своим делам. Вечерами сидели на кухне — Даша и матушка. Топили печь и смотрели на огонь — было тепло и даже уютно. Спали тут же на кухне, куда перенесли кровать, которую пришлось сначала разобрать, а потом собрать. Читали книжки, жечь — рука не поднималась, кто-то топил и книжками. Жгли все подряд, хотя и жечь было нечего — стол, да стулья. Водопровод еще работал — тоненькой струйкой бежала вода. Мылись тут же — ни о какой бане не могло быть и речи. Ставили на печь таз и грели воду, потом мылись — бережно и не спеша. Даша вспоминала лето, и как было хорошо. Когда мать поливала из ковша голову, тоже было хорошо, иногда она смеялась — беспричинно и даже глупо, вероятно, стеснялась матушки. Порой забывала, что сейчас война, а за окном снег и ветер — улыбалась. Появилась подружка — маленькая девочка, которая поселилась с отцом этажом ниже. Говорили: беженцы из Владимирской области. Разница в возрасте — не помеха, напротив Даша чувствовала некую ответственность и по возможности оберегала Клавдию. Она следовала за ней по пятам, часто без цели, как неразумный щенок. Светленькая головка, укутанная в платок, перевязанный на поясе какой-то веревочкой. Иногда Даша брала ее за руку, хотя идти вдвоем по узкой тропинке в снегу было непросто. И все равно она шла рядом, с каким-то упорством преодолевая сугробы и отказываясь шагать след в след, как это делали другие.

— Иди впереди или сзади, — говорила Даша, — снега нахватаешь, еще простудишься.

— Не простужусь, — отвечала Клавдия, боясь выпустить руку.

Вечером она вновь была тут как тут — в том же платке и пальтишке — стояла у двери и смотрела снизу вверх.

— Вы уже ужинали? — спрашивала она, — мы ужинали, ели капустный суп без капусты. Очень вкусно. Вы умеете готовить капустный суп? Если не умеете, я вас научу — это очень просто. Клавдия всякий раз что-нибудь с собой приносила — либо чистый лист бумаги, либо карандаш. Садилась за стол и рисовала, комментируя то, что она рисует — получалось забавно. Они же занимались своими делами и не обращали внимания.

— У вас папа на войне? — интересовался ребенок, — у меня папу не взяли, он плохо видит, вообще ничего не видит. Без очков он не видит даже меня — я проверяла. Спрятала очки — он расстроился. Почему одни хорошо видят, а другие плохо? В капусте много витаминов, если ее все время есть, будешь здоровым и сильным. На вопрос, где ее мать, Клавдия отвечала, что она приедет другим поездом — каким, она, к сожалению, не знает. — Сейчас кругом страшная неразбериха и часто поезда идут в другую сторону, вроде как в объезд. Рисовала Клавдия для своего возраста замечательно.

— Ничего удивительного, — серьезным голосом объясняла она, — у меня вдохновение. Без вдохновения ничего не получится, даже капустный суп. Нужно сосредоточиться и подумать — тогда придет вдохновение. Еще я знаю, где можно взять дрова, только нужны санки.

На следующий день отправлялись за дровами — брели через пустые дворы.

— Их, наверно, кто-то спрятал, — говорила Клавдия, — а потом забыл. Со мной подобное случается — я теряю вещи. Папа говорит — это рассеянность, невозможность сосредоточиться на чем-то одном, вероятно, наследственное. У нас в семье все ужасно рассеянные, только я меньше всех.

Дров они не нашли — пустое, вытоптанное ногами место. Подобрали даже веточки и кору.

— Вспомнили, — сокрушалась Клавдия, — сначала забыли, а потом вспомнили — увезли.

Брели обратно.

— Ты на меня сердишься? — спрашивала Клавдия и тут же отвечала — знаю, сердишься. Я тоже на себя сержусь. Понимаешь, я все ходила и думала. Если кто-то дрова спрятал, значит, когда-нибудь должен и забрать. А он все не забирал и не забирал. Я ждала — все же дрова-то чужие. А вдруг…

Она остановилась и серьезными глазами посмотрела на Дашу.

— А вдруг дрова забрал кто-то другой?

— Какая теперь разница.

— Ладно, бог с ними, с дровами. В следующий раз ждать не буду и сразу тебе скажу, а хочешь, пойдем в лес?

Заманчивое предложение, хотя и опасное. Ни дорог, ни тропинок, да и путь не близкий. Сначала нужно подняться в горку — длинный и нудный тягун, а затем перейти речку. Нужен топор или пила, а где их взять?

— Не хочу в лес — опасно, — объяснила Даша. — Только нам и топором махать, не женское это дело.

— Возьмем моего папу. Он же мужчина!

— Мужчина-то мужчина, да ничего не видит. А зимой в очках, что без очков — хлопот еще больше, чем с малым ребенком.

— Я уже не ребенок, — возражала Клавдия.

И все же дрова они нашли — старый, непонятно как оказавший под снегом телеграфный столб возле обочины.