— Сможешь простить, — улыбался я. — Понимаешь, мы, — окинул взглядом вокруг, — ну, кроме их высочеств, карательная машина. Немизиды её величества. Мы не умеем прощать, не умеем быть милосердными. Можем исполнить ЛЮБОЙ приказ… Но если спросят наше личное мнение, ответим честно и не юля — мочить. Пробыв в корпусе всего год, я уже не понимаю, как можно кого-то в принципе прощать. Поверь, это гораздо труднее, чем убить. Особенно если человек заслужил, и особенно, если пострадавшие — близкие тебе люди.
Ты — смогла. А значит… — Из груди вырвался вздох облегчения. — Значит ты живая, Тигрёнок! И останешься такой же весёлой девчушкой, какую я узнал чуть меньше года назад!
Утопая в ощущении радости, я снова чмокнул её в макушку и обнял. Отвёл в сторону.
— А теперь смотри, что мы придумали. — Жест гномикам поднять бедолагу, и улыбающейся во весь рот Терезе и её девочкам, до поры прятавшимся за спинами других — мол, начинайте. — Ты ж понимаешь, даже несмотря на твоё прощение, мы не можем просто так ему всё оставить.
Воющего Иудушку, правда тихо воющего, под нос, поставили на ноги. Отпустили. Конвойные подались в стороны, оставив нас с ним наедине. Малолетний подонок затравленно переводил взгляд с меня на девушку, на стоявших в отдалении принцев, на обступивших кольцом ангелов всех возрастов и поколений. Пытался понять, какая его ожидает свинья. Я улыбался, наслаждаясь этим моментом — неведение противника это тоже элемент наказания.
— Страшно?
Ответа не было, но он и не требовался.
— Правильно, бойся. Иногда лучше выбрать смерть. Она… Честнее.
Знак Терезе, и та подошла сзади вплотную. Фиксация паренька за незагипсованное предплечье, толчок под колено и вперёд — тот упал на четвереньки.
— Вы что…
Четвереньки со сломанными руками — это больно. Как минимум неприятно. Договорить моя младшенькая ему не дала, застегнув на шее парня… Мотиватор. Который до поры держала в руке, как бы пряча от всех. Мотиватор этот был непростым, особенным, от него в сторону шёл кожаный ремешок, снятый с собачьего поводка из зоомагазина. Тереза выпрямиась и потянула за ремешок:
— Ой, какой у нас получился пёсик! Сидеть! Место!
— Что за… Что вы…
Договорить Иудушке не дали. Когда корчишься на бетонопластике от разряда тока, мысли о возмущении в голову как-то не лезут.
Пауза, для продыху. И:
— Что происходит? Что вы делаете? — заплакал от обиды Иудушка. — Беатрис же сказала, что простила меня!
Новый разряд. Снова его тело, скрючившись, задёргалось. Я обнял и до боли сжал Санчес, успев шепнуть:
— Не лезь! Всё под контролем! — И когда Тереза снова сделала «обучающую» паузу, пояснил. — Это — мотиватор. Шокер. Один из стимулов обучения в корпусе. Весь молодняк проходит его, и то, что девочки показывают — не предел жестокости. Выбивая приютскую дурь, с ними похлеще вытворяют. Не переживай, они знают, что делают.
— Но… — Что «но» Беатрис сформулировать не смогла.
Тереза била током Иудушку от души, ещё четыре раза. В перерывах зачитывала его права и обязанности. А именно, что прав у него нет, а обязан он делать всё, что им, пятнадцатому взводу, захочется. Если хочет жить. И если им хочется, чтоб он был собачкой — он должен сесть на карачки и залаять. Захотят сделать коровкой — должен мычать как коровка, и никаких скидок. А если будет сопротивляться — сделают его петушком, и не в смысле животного. После способа казни ублюдков в Сарае, Иудушка понял, что они имеют в виду, с полуслова.
— Гав! Гав-гав!.. — залаял он, кое-как опираясь на руки, наконец, сев на колени. На четвереньки, учитывая руки, девчонки вставать не требовали. Принялся растирать льющиеся как из ведра слёзы.
— У-тю-тю! Хороший пёсик! Молодец! — Тереза потрепала его за ушком и почесала шею, как делают маленьким собачкам. — Крис, держите, — перекинула поводок моей крестнице, которая «собачку» тут же куда-то силой потащила.
— Ой, какой пёсик! Пойдём, мы тебя приласкаем! Всем взводом приласкаем, тебе понравится! Мы хорошие!..
Ответом ей стал тихий по звуку, но раздирающий душу по накалу вой. Однако Иудушка поплёлся, как есть на коленках, как миленький.
Когда Крис уволокла парня к своим, тут же облепившим его и что-то начавшим делать, Тереза посерьёзнела. Картинно глядя на Беатрис, отдала мне честь.
— Командор, всё улажено. Место арендовано — дом за городом, в стороне от лишних глаз. Сбежать не получится. Связи с внешним миром нет. Через неделю отвезём его к врачу и отпустим.
— Неделя! — картинно, для порядка сверкнул я глазами. — За эту неделю наказуемого не бить, в смысле не бить сильно, не калечить, анально не насиловать. Вопросы?
— Нет вопросов! — вытянулась стервочка.
— Тогда всё, он ваш.
Чертовка довольно, как лиса из сказки, облизнулась и пошла догонять своих. Я же пояснил хмурящейся девушке: