Ангел в камуфляже

Блестяще! Схема, предложенная только что Синицыным, не оставляла Шадову никаких шансов на спасение. Получилось бы так, что Наташу отправила на тот свет Татьяна Иванова, взявшаяся помочь Шадову в его делах с надоевшей фирмой. Тут конец и ему, и мне, верный и безвариантный. Этому и радовались, переглядываясь, Борис с Андреем. Да еще бесплатно списывается остающийся не у дел хромой.

Я глянула на здание заводоуправления. За комариной сеткой, в окне, на третьем этаже, тенью маячил Андрей. Он, кажется, помахал мне рукой перед тем, как я хлопнула дверцей и удалилась от этого скучного места на веки вечные. 

Глава 6

Поучала я Бориса за бутылкой коньяка, говорила ему, что подобные делишки надо обделывать самим, без подручников и порученцев. А боишься измазать розовые ладошки — не берись, занимайся чем-то более спокойным. Выслушал меня Борис, понял все, человек он понятливый, посоветовался с братом утром, которое мудренее, и домудрили они до комбинации, в которой отведено место и мне. И ведь не сомневались, ангелы, в моем согласии. Чего нельзя купить за деньги, можно купить за большие деньги, не так ли?

Нет, деньги — это, конечно, вещь, и чем больше их, тем лучше. И выгоды мира сего мне не по барабану, хоть душа у меня и романтичная. Но не учли эти ангелы того, что у меня есть еще и амбиции, и свое, личное, как у всякого умного человека, понятие о порядочности. Ну, порядочность — вещь интимная, обсуждению не подлежащая, а вот амбиции… В моей жизни бывало не раз, что выгода в раскладе ценностей стоит ниже результата, что иной раз я сама готова платить, чтобы устроить собачью жизнь для какой-нибудь сволочи, и, когда это удается — а удается это нередко, результат не имеет денежного эквивалента.

Так что напрасно ангелы настолько уверены были в моем согласии. А все оттого, что ущербны они по-своему. Деловые люди, куда деваться. Это их и погубит. И я знаю, как погубит, и помогу, насколько способна, тому, чтобы случилось это побыстрее.

Наконец-то я вывернула с неприятного мне Вишневского тракта на городскую магистраль и, влившись в потоки большого и малого транспорта, закупорив как можно более плотно окна салона, чтобы не надышаться до одурения ядовитыми выхлопами, покатила к центру, к набережной, желая сейчас одного — взять часовой тайм-аут, успокоить взбудораженные нервы и приготовиться к предстоящим мне действиям довольно жесткого характера. Работу с нервишками я начала прямо сейчас, не откладывая, и через некоторое время, успокоенные наполовину, мысли двинулись в другом направлении.

Кроме этих двоих, которых мне сейчас с трудом, но удалось вытолкнуть из своего внимания, я оказалась плотно связанной с Натальей, надежно запертой в подвале массажного салона; Владимиром Степановичем, должно быть мечущимся от непривычного для него чувства тревожной неуверенности по своему кабинету и изводящему секретаршу противоречивыми указаниями; с миссис Бланк, у которой своих забот выше бровей, а тут еще и мои, да такие настойчивые; и с хромоногим ихтиандром. А вот с ним-то сложнее всего, потому что руки чешутся, в ладонях зуд от желания сотворить для него непотребное. Он представляется мне неумолимой силой, направленной в одну сторону. Ведь чуть не убил меня, и об этом не забудешь!

Что ж, в любой силе всегда есть слабость. Ее я и поищу в нем сегодня, в баре у консерватории. Чрезмерная мстительность мне не свойственна, слишком она тупа, а лишение жизни, даже человека, зарабатывающего этим на хлеб насущный, как ни крути, все-таки грех. Другую щеку я подставлять ему не собираюсь, но и не собираюсь выполнять буквально обещание, данное в отношении его братьям Синицыным. Короче, будущее покажет. И пусть хромоногий сегодня в баре сам выберет для себя участь, а я постараюсь, чтобы он понял, что выбирает. Но долго возиться с ним мне не позволят обстоятельства.

Я оставила машину на переполненной стоянке возле магазина, просто прижав ее к бордюру, и пошла вниз, к каштанам, скамейкам и влажному речному ветру. Купив по дороге мороженое у лоточницы, совсем разомлевшей от жары на солнцепеке под разноцветным зонтиком, представила, как выгляжу со стороны, и порадовалась беспечности своего вида — легкое, почти полупрозрачное платье, цокающие каблучками босоножки, волосы, закрученные узлом на затылке, чтобы шее было прохладней, мороженое в руке и веселенькая сумочка через плечо. Прекрасно! Жизнь удивительна! Пусть жизнерадостное легкомыслие сквозит в каждом моем движении!

Движения мне удавались вполне. Простые и непринужденные движения беззаботной бездельницы, требующей от жизни легких развлечений, может быть, ни к чему не обязывающих встреч, скользяще-мимолетного общения с окружающими. Душа же была загружена заботами, и хоть отбросила я всякие мысли о них, той внутренней легкости, что испытывала на этом самом месте не далее как позавчера, не было и в помине. Ну ладно, душа — это дело личное.