Ангелическая по-этика

Летел

Лад Евы ведал.

В аду зло полз удав.

Она и составила «Первый палиндромический словарь современного русского языка». Не собрание палиндромов, а именно словарь – дьявольская разница. 9000 слов в алфавитном порядке волею составителя превращены в палиндромы. Например, берется слово «идеалист», а затем рождается палиндромическая строка: «Вот сила едим идеалистов». Или слово «окно» превращается в перевертень: «Окно в звонко». Слово «душить»: «Ушу душу». А вот весьма лаконичный портрет Махатмы Ганди: «Ганди вид наг». Неумеренных любителей плотских удовольствий словарь сурово предостерегает: «Мера

гарем». В древности считалось, что палиндром обладает магической силой, поэтому индуисты будут обрадованы такой вариацией на имена своих богов: «А Вишну лун Шива». Пьяниц словарь предостерегает: «Пил влип». Зимним узором на окнах смотрится палиндром: «Мороз взором». Россиянам, живущим в эпоху финансовых кризисов, вероятно, близок окажется лаконичный клич «А жри биржа». И вряд ли кто отважится поспорить с определением. «Низ неба бензин».

По утверждению автора, все эти совпадения заложены в самом языке, а она лишь методично переворачивала слово в алфавитном порядке. Однако поэты от Андрея Вознесенского до Генриха Сапгира единодушно заметили на презентации словаря, что на самом деле перед нами одно из самых оригинальных поэтических творений конца XX века. «В известной мере это итог XX века, а может быть, и XIX», – сказал А.Вознесенский. Столь любимый постмодернистами жанр словарей, энциклопедий, комментариев и примечаний неожиданно сомкнулся с достижениями русского футуризма. Конец и начало века, футуризм и постмодернизм протянули друг другу руки. Это не только словарь звуковых перевертышей, но и собрание однострочных моностихов, число которых переваливает за тысячу.

Словарь – блистательный собеседник и спорщик. Заподозрившему избыточную научность он тотчас отвечает: «Я и не чую учения». Любителю русской классики он дает сверхлаконичное определение творчества Чехова – «В охе Чехов». А поклоннику древнерусской литературы напомнит о создателе славянской азбуки и переводчике литургических стихов: «Кирилл лирик». Даже спаситель отечественного, автомобилестроения, московский мэр, вряд ли что-либо сможет возразить, прочитав палиндром на слово «измотанный»: «На том ЗИЛ измотан». Марксистов, вероятно, утешит такой парадный портрет их кумира: «Ус к раме Марксу». Студенты, протестовавшие на днях против воинственности НАТО, могли бы и взять в качестве плаката палиндром: «НАТО Вотан».

Мандельштам говорил, что не понимает, для чего пишутся фельетоны. Ведь и так все смешно. Иногда кажется, что все эти палиндромы изначально впаяны в язык по воле его Создателя. Палиндром – это еще и улыбка Творца. Однако среди иронических, а большей частью футуристически заумных значений вдруг возникают островки чистейшей поэзии: «Гамлет – тел маг. Лег на храм Архангел. Телу мал амулет. Нам сила талисман». Разумеется, здесь нет никакой случайности. Палиндром такой же поэтический прием, как размер стиха или рифма. Можно писать в рифму, соблюдая размер, – поэзия не возникнет. Так и палиндром, у одних поэзия, у других бессмысленная игра.

По форме Словарь – научный труд, по сути и по смыслу – чистейшая поэзия. Он читается взахлеб, как роман, а «словарь» лишь в том смысле, в каком Белинский назвал роман в стихах «Евгений Онегин» энциклопедией русской жизни.

Во время презентации книги в Чеховском литературном салоне поэты наугад открывали словарь и читали почти подряд: «Йог, а нагой. А тога нагота. А наври Нирвана». Почему-

то получились цельные стихотворные тексты, и мне вдруг стало ясно. Найдена новая поэтическая форма, которая как бы продиктована компьютерным веком. Блоки информации извлекаются и комбинируются в самых разных смысловых композициях. При этом количество возникающих поэтических смыслов неисчерпаемо. Здесь само чтение становится творчеством, а вернее, сотворчеством вместе с автором. Перед нами новая и по смыслу, и по форме поэма в 310 страниц под названием «Первый палиндромический словарь современного русского языка». Совершенно неожиданное произведение, возникшее, как всегда, под заунывные заклинания критики, что, дескать, все новое уже создано, а нам остается только повторять. Критика в очередной раз посрамлена поэзией. И так будет всегда. Или, говоря словами Елены Кацюбы, «Аки тир критика».

Алексей Парщиков

Кельн