Ангелополис

– Я и сам не смог бы подобрать более уместной аналогии, – промолвил Валко, отдавая ей книгу и возвращаясь к дубовому шкафу за толстой стопкой папок. – Вот чрезвычайно интересное собрание личных впечатлений о жизни Распутина, тайно вывезенное из СССР. Мне довелось приобрести их только спустя двадцать лет после того, как с ними ознакомилась моя дочь, искавшая сведения о Распутине. Прочитав все от корки до корки, она отправила дело в архив. Анджела надеялась найти в бумагах информацию о Книге Цветов. Ничего подобного там не оказалось, однако она нашла упоминания о дружбе Распутина с неким лекарем-травником. Человек этот пользовался методами тибетской медицины. Бадмаев – такова была его фамилия – поставлял царю чаи с примесью конопли для восстановления спокойствия. Во время Первой мировой войны царь сильно переживал. Анджела сочла данное обстоятельство не заслуживающим внимания. Лечение травами было популярно среди русских крестьян, считавших их «божьими лекарствами» и самостоятельно выращивавших лекарственные растения. Распутин являлся крестьянином села Покровское, и не было ничего значительного в том факте, что кто-то, кроме него, составляет чаи для царя. Бадмаев, возможно, являлся другим таким же шарлатаном.

– Или же, – произнесла Вера, – он мог располагать нужной Анджеле информацией.

Она решила, что мысли Валко движутся в верном направлении.

– Именно, – ответил ученый. – Почувствовав затруднение в этом вопросе, дочь обратилась ко мне за помощью. Воспользовавшись связями ее друга и коллеги Владимира, я узнал, что, Катя, дочь Бадмаева, проживает в Ленинграде. Это было более тридцати лет назад, когда еще не умерли люди, лично помнившие Распутина. Женщина согласилась принять меня и пригласила в свои апартаменты, находящиеся возле Аничкова дворца.

– Рискованное дело, откровенно говоря, – негромко заметила Вера.

– Как оказалось, Катя была рада тому, что я нашел ее. Она давно мечтала рассказать кому-нибудь историю своего отца, но не знала, кому можно довериться. Бремя памяти страшно тяготило ее. Старость согнула и изуродовала даму, кости ослабил остеопороз. Я выслушал ее рассказ – который показался невозможным даже мне, знакомому с самыми невероятными вещами, – а затем попросил записать все собственной рукой и расписаться под текстом, чтобы его можно было передать Анджеле в Париж.

– Наверняка рассказ крайне интересен, – прошептала Света.

– Безусловно, – отозвался Валко, извлекая из стопки бумаг тонкую папку, переплетенную в красную кожу.

Заметив на корешке эмблему Общества, Вера узнала в материале полевой отчет ангелолога.

Вера потянулась к папке.

– Там документы, написанные Анджелой?

– Ее матерью, – глухо проговорил Валко. – В папке собраны материалы, не предназначавшиеся для глаз дочери. Официально они содержат отчет Габриэллы Леви-Франш о работе в парижском Сопротивлении во время нацистской оккупации. Однако между строками имеются намеки на подлинное происхождение Анджелы.

– Простите меня за такие слова, Рафаэль, – мягко произнес Азов, – но о ее родстве с Персивалем Григори знают все.

– Может быть, теперь, – сказал Валко. – При жизни Анджелы эта информация тщательно сохранялась в тайне. После ее убийства мы с ужасом обнаружили отчет Габриэллы среди вещей дочери. Она умерла, зная, что я не являюсь ее биологическим родителем, что мы с матерью преднамеренно обманывали ее. Должно быть, ей было очень горько сознавать, что она одной крови с нашими врагами.

Ученый тяжело вздохнул, и Вера ощутила укол вины, оттого что ее вопросы вызывают столь болезненные воспоминания.

– Показания Кати в красной папке, наверное, показались дочери оскорблением, – продолжил мужчина. – И, конечно, Анджела захотела, чтобы мы узнали о том, что ей известна истина.

Женщина перевела взгляд от красной книги на стопку материалов, понимая, что сотни часов, проведенные среди связанных с Анджелой материалов в Эрмитаже, были всего лишь ступенями к большему открытию. Упрямый интерес к яйцам Фаберже, таинственные, едва читаемые следы намеков, которые эта женщина повсюду оставляла за собой, – все это Вера прежде считала бессмысленным. Но Валко за считаные часы изменил всю сложившуюся у нее в голове картину. Ощутив почти непреодолимое желание немедленно начать читать показания Кати, Вера произнесла:

– Надо думать, на этих страницах найдется немало сюрпризов.

Достав из красной папки неподколотые страницы, Валко передал их гостье.

– Вы правы, – негромко проговорил он. – Но ищите их самостоятельно.

Транссибирский экспресс

Войдя в тесный туалет, Верлен включил неоновый свет и посмотрел на себя в зеркало. На лбу вокруг стежков чернел внушительный синяк, растянувшийся вниз до левого глаза. Мужчина помочился, нажал на кран и плеснул в лицо холодной воды, дернувшись, когда она попала на кожу. Ожог на груди все равно болел, в голове звенело, от усталости он едва мог шевельнуться. Но все же четко понимал, что должен каким-то образом вернуть себе силы, чтобы найти Эванджелину, где бы она ни находилась.