Ангелы плачут в июне

– Почему ты ушел из большого спорта? Ведь был золотым призером, чемпионом?

– Я руку сломал! – все так же угрожающе процедил Войнич.

– Официальная версия для прессы. А на самом деле? Я не заметила следов перелома – это был простой вывих.

Он молчал, продолжая испепелять меня взглядом. Пришлось снова взять слово:

– Ты убил человека, не смог остановиться вовремя. Испугался, что это может повториться, спасовал. История с переломом нужна была для отвода глаз. За определенную сумму все удалось уладить: есть деньги – нет проблем.

Я медленно подошла к нему вплотную.

– А ты лицемер, Войнич. Обвиняешь меня в чужих преступлениях, чтобы забыть о собственном.

– Откуда ты?.. – он быстро взял себя в руки и натянул прежнюю отчужденно-презрительную маску. – Я его не убивал, он умер в больнице через три дня после драки.

– Из-за перелома основания черепа, которым ты его наградил!

– Он напал на мою сестру, пытался ее изнасиловать! Я должен был его остановить!

– Но сам не смог остановиться вовремя.

Лицо Алана перекосилось, глаза потемнели от ненависти, голос наполнился презрением и негодованием:

– И это мне говорит дочь серийного убийцы?!

Я спокойно выдержала его взгляд.

– Вот именно – дочь! Лично я никому зла не причинила.

– Ты не имела права копаться в моей голове!

– Ты разрешил, – устало напомнила я. – Нужно было лучше контролировать свои мысли, я прочла все, что было на поверхности. Ты думаешь об этом случае не меньше, чем о ненависти ко мне.

Он нахмурился.

– Выдаешь желаемое за действительное, уверяю, чувство вины меня не гложет!

– Тебя гложет страх потерять свой хваленый контроль, потому что такое случалось и раньше.

– Ложь! Не случалось!

– Тогда почему ты ушел из спорта на пике карьеры?

На этот раз Войнич отвел глаза первым.

– Ладно. На меня пару раз накатывали приступы неконтролируемой агрессии во время соревнований, – неохотно признал он. – Испугался, что однажды это окажется сильнее меня, и ушел, сославшись на несуществующий перелом. Я сознательно принял решение, псих на такое не способен.

– Я не считаю тебя психом, хотя с контролем у тебя не все в порядке.

– Я тебя все еще не убил и даже ни разу не ударил, что это, если не подвиг сдержанности?

– Ты не вывел меня из транса, – с улыбкой напомнила я.

Он и бровью не повел.

– Ждешь извинений?

– Нет, в чудеса не верю. Просто признай, что я не сумасшедшая.

– После твоих рассказов о переселениях душ?

Алан отрицательно покачал головой, но в голосе не было прежней уверенности, да и арктический лед заметно подтаял.

– Мне дано видеть то, что не видят другие. Возможно, именно для того, чтобы хоть как-то искупить прошлое отца. У меня здесь что-то вроде анонимной благотворительной организации. Тебе тоже есть что искупать, присоединяйся.

Его глаза снова потемнели от досады.

– Нечего мне искупать! Тот тип был насильником, он заслужил такой конец!

– Так ты совершил правосудие? Браво, кровавый Зорро!

Он закатил глаза и, отмахнувшись, молча направился к выходу.

– Не хочешь мне помогать – хотя бы не мешай, – устало попросила я.

Алан неохотно обернулся и некоторое время напряженно буравил меня странным взглядом.

– У тебя кровь идет, – холодно напомнил он и ушел по-английски, не прощаясь.

Я посмотрела на календарь – пятнадцатое июня, Ларису похитили семнадцатого. Если моя теория верна, через два дня Гале станет хуже. Не знаю точно, когда убили ее юную тетю, но в заточении она провела не менее трех дней.

Если ничего не сделать, Галю ждет та же участь: она погибнет на больничной койке, испытав все то, что пережила Лариса Малинина пятнадцать лет назад.

* * *

В казино идти не хотелось. После последнего транса меня еще мутило и штормило от непроходящего головокружения, но перспектива отделаться от Громова на целый месяц казалась очень уж соблазнительной.

К восьми я была готова. Облачилась в свое единственное вечернее платье – черное мини с нескромным декольте. Обнажившуюся территорию я старательно замаскировала подходящей бижутерией и распустила волосы. Краситься не стала принципиально – не люблю.

Громов появился ровно в восемь и ни минутой позже. Выглядел он гораздо приветливее, чем вчера, видимо, решил сменить тактику, пока не выяснил степень исходящей от меня угрозы.

– Совсем неплохо для провинциальной ведьмы, – одобрил он, окинув меня оценивающим взглядом.

– Перебесился? – невинно поинтересовалась я.

– Сама виновата. Не надо будить во мне зверя.

– Можно подумать, он когда-нибудь спит, – не удержалась я от колкости и, решив не испытывать судьбу, сменила тему: – Как там дело Вали, продвигается?

– Отлично, у меня уже двое подозреваемых – выбирай любого.

– Синицын? Он что-нибудь рассказал?

– Конечно, как миленький, я ведь лично допрашивал.

Мне стало не по себе: а не поторопилась ли я сдать капитана этому оборотню в погонах?

– Ты же его не бил, надеюсь?

– Обижаешь, я не применяю физическое насилие.

– Давно ли? – Я вспомнила невольно подсмотренные факты из его биографии. – Раньше еще как применял.

– Молодой был, неопытный. Не понимал, что есть более действенные методы, – хищно осклабился мерзавец. – Идем, а то еще до места около часа ехать.