Ангелы с плетками

Все это промелькнуло у меня в голове за те пару секунд, что мы добирались до поляны. Кеннет отпустил мою руку, закрутив меня при этом, как волчок, так что я чуть не потеряла равновесие… и ухватилась за ближайшее дерево, чтобы не упасть. Тем временем Анджела стояла и смотрела на меня с полнейшим безразличием, рассеянно, с отсутствующим видом стегая кнутом кустарник и деревья.

— Надо поторапливаться, — сказал Кеннет. Анджела кивнула и, не проронив ни слова, шагнула ко мне. Сперва я подумала, что она собирается выпороть меня, и закрыла руками лицо. Затем я безудержно, невыразимо жалобно зарыдала, думая о том, как же от них избавиться, да и как меня вообще угораздило попасть к ним в лапы.

— Скорее, — категорично сказал Кеннет, — я не могу ждать вечно, ей-богу.

Я обратила внимание на контуры его хуя, вытянувшегося во всю длину под мягкой тканью бриджей для верховой езды. Заметив, куда я смотрю, Кеннет дьявольски ухмыльнулся и, расстегнувшись, с кряхтением вытащил свою штуковину наружу. Он двигал ее оболочку вверх-вниз — осторожно и настойчиво, так что раздувшаяся головка то пряталась, то обнажалась, темная дырочка разевалась, и оттуда сочилась белая пенка.

— Ей-богу, — пробормотал он вновь, глядя на меня сощуренными свирепыми глазами.

Оцепенев от столь отталкивающего зрелища, я не заметила, как Анджела расстегнула все крючки на моей амазонке, раздела меня и аккуратно сложила всю одежду — чтобы не помялась. После этого я осталась перед ними голая, в одних ботинках и чулках.

Кеннет снял брюки и, зажав в руке свое тяжелое орудие, прошагал ко мне. Я остолбенела. Он начал тереть своей обжигающей штукой о мою грудь, дергая пальцами за соски и бормоча что-то про себя. Лицо его побагровело, на глаза упали длинные спутанные пряди.

— Сдается мне, я сейчас оприходую тебя, Викки, — сказал он, — сдается мне, ты это почувствуешь и я почувствую тоже.

От его смеха я поежилась.

Двумя резкими ударами по груди он заставил меня попятиться. Зашатавшись, я упала на мох, ноги разъехались в стороны. Не успела я подняться, как Анджела с быстротой тигрицы прыгнула на меня и прижала к земле, дабы ее бесчестный братец смог сделать со мной все, что пожелает.

Мне хотелось закричать, но, словно в кошмаре, с уст моих не сорвалось ни звука.

По-прежнему сжимая исполинский безобразный предмет в руке, Кеннет встал на колени у меня между ног. Всмотревшись в меня, он вновь воскликнул, что она чертовски маленькая, и, потрясая своим жезлом передо мной, сказал:

— Послушай, ты что, думаешь, свечка лучше? Как он тебе, Виктория? — Кеннета радовала сама мысль о страданиях, которые он собирался мне причинить.

Бесполезно стараться вырваться из рук Анджелы. Я попыталась, но ее ногти так глубоко впились мне в кожу, что я заскулила от боли. Как всегда, молча, она развернулась ко мне: ее голубые, холодные, как лед, глаза блестели, а невозмутимое лицо выражало любопытство. В нем не было ни капли жалости и ни следа хоть какой-то человеческой порядочности.

Она не раздевалась, и длинная пола ее амазонки расстилалась вокруг нее на мху. Шляпка была элегантно наклонена набок, что придавало Анджеле странный, нелепо-респектабельный вид, резко противоречивший моей непроизвольно-блудливой позе и непристойной распущенности Кеннета.

Он все так же ласкал себя перед моими раздвинутыми ногами. Казалось, он достиг пика возбуждения и больше не мог управлять ритмичными движениями руки вдоль хуя. Но вдруг Кеннет нацелил его на крошечный вход и изо всей силы прижался к нему. Я почувствовала, как пылающий толстый конец пытается втиснуться в меня. Кеннет корчился и извивался, вырывая пальцами ног клочки мха. Я отчаянно сопротивлялась, не обращая внимания на ногти Анджелы и виляя задницей, дабы избежать его грубого проникновения.

Я уже готова была отказаться от безнадежной борьбы, как вдруг Кеннет с руганью и воплями пустил длинную струю густого белого вещества, которое затопило мою пизду и внутреннюю поверхность бедер. Когда струя иссякла, в мокрой руке Кеннета остался лишь маленький сморщенный предмет — безобидный и жалкий.

Ярость Кеннета не ведала границ. Бешено тряся хуй, он пытался разбудить его, одновременно осыпая меня оскорблениями и обвиняя в этой, как он выразился, «катастрофе».

Затем Кеннет позвал Анджелу, которая, отпустив мои ноги, подобрала свой кнут и принялась изо всей силы стегать его голые ягодицы. Зажмурившись, он скрежетал зубами, стонал от боли и, по-прежнему тряся хуй, катался по земле, то уклоняясь от ударов, то подставляя себя под них. Я лежала, прикованная к месту, не смея пошевелиться, дабы не привлекать к себе внимания. Анджела продолжала пороть Кеннета, пока не довела его чуть ли не до обморока. Но все было напрасно. Его рука по-прежнему сжимала поникший, жалкий кусок бездыханной плоти, который еще совсем недавно грозил проткнуть меня насквозь.