Ангелы с плетками

Мои мучители скрылись. Они покинули меня, как только закончился обед, и проведут вторую половину дня с леди К—, школьной подругой тетушки Маргарет. Они вернутся к ужину. Я спустилась к озеру с Урсулой и мисс П., пока викарий сидел на лужайке с мамой, громко читал ей, спрашивал ее мнение и просил совета по поводу новой проповеди, которую он готовит. Какое счастье, что я снова была с дорогой мисс П.! Она без умолку рассказывала случаи из своего девонширского детства, и хотя — Бог свидетель — я слышала их уже много раз, мне никогда не надоедает ее голос. Урсуле с большим трудом удалось скрыть разочарование, и, очень грубо, сквозь зубы попрощавшись, она ушла с отцом вскоре после чаепития. Мистеру Гарету нужно было зайти к бедной миссис Лейтон. Говорят, она совсем занемогла.

Позднее.

В доме так душно, что после ужина мы сидели в саду, поджидая остальных. Но уже пол-одиннадцатого, а они так и не явились, и меня отправили спать. Хоть я жутко устала, мне нужно дождаться их возвращения и отдать дневник. Если б я только могла спрятаться от собственных мыслей! Сегодня после обеда я на минуту почти забыла обо всем. На один миг почудилось, будто все опять стало, как прежде… Слышу, как их экипаж подъезжает по аллее…

Колеса с железными ободьями скрипят о гравий.

Понедельник

Сейчас десять часов, и я слышу, как все беседуют на лужайке. Меня рано отправили спать из-за темных кругов под глазами. Я пыталась напустить на себя веселость, но их все равно видно. Мама распорядилась, чтобы каждое утро в 11 часов я выпивала гоголь-моголь и каждый день обязательно каталась перед завтраком на Лучике. Когда мама спросила, я призналась, что не садилась на него с самого приезда родственников. То был совет моей дорогой мисс П. Побольше движения, здоровое питание — и я мигом поправлюсь.

Кеннет тотчас предложил сопровождать меня в загородной прогулке, а второй любезной провожатой, разумеется, стала Анджела. Так я от них никогда не отделаюсь. Я словно муха, пойманная в паутину: беспомощная и безгласная жертва любого их каприза.

Дорогая мамочка не только окружает их заботой, но и прямо-таки расточает похвалы Анджеле, превознося ее милосердие, скромность и прочие достоинства. Дело в том, что Анджела принялась за миниатюрный мамин портрет, и сходство просто поразительное. Мама в восторге и говорит, что как только портрет будет завершен, пошлет кого-нибудь в Лондон за медальоном. Похоже, Анджела точно знает, как ей угодить, бесстыдно притворяясь, будто ее живо интересуют нескончаемые благочестивые беседы мамы с мистером Гаретом и ее разговоры об искусстве с мисс Перкинс.

Вчера ночью Анджела почти сразу поднялась наверх и, довольная моей исполнительностью, забрала мой дневник и вышла из комнаты, велев мне ложиться спать.

Кажется, она начисто забыла о муках, в которых я провела весь день. В ней и правда не осталось ни следа человечности, если не считать ужасного лицемерия и порочнейшего преклонения перед братом! И как столь чистый, прелестный цветок способен таить в своей груди змею подобной греховности!

Я попыталась уснуть, но так и не смогла. Меня охватила жуткая дрожь, когда я услышала, как они поднялись наверх, смеясь и перешучиваясь, и пожелали друг другу спокойного сна и приятных сновидений, а затем встретились вновь, едва весь дом затих.

Анджела оставила дверь между нашими комнатами открытой. Я слышала, как она листала страницы моего дневника, сдерживая приступы хохота, от которого вся тряслась. Ее веселье усилилось, когда к ней присоединился Кеннет, и они вдвоем смешили друг друга, зачитывая вслух мои записи.

— Боже мой, какая же она дура! — воскликнул Кеннет. — Полнейшая дура, и уже почти готова к…

— Прямо сейчас? — перебила его Анджела.

— А почему бы и нет? — сказал он.