После чего я услышала, как он пересек комнату, и его высокая фигура застыла в дверном проеме. Он громко дышал, ноздри у него раздулись — я узнала это состояние и испугалась. Анджела отправилась вслед за ним и, обняв его за талию, как обычно, попросила о чем-то на языке, которого я не понимала. Затем она опустилась на колени, расстегнула ему брюки и засунула лицо ему между ног, продолжая заискивать и вкрадчиво переговариваться с ним. Очевидно, он уже терял терпение и попробовал оттолкнуть ее, но она присосалась к нему, как пиявка, сжимая во рту главный стебель его существа и скалясь всякий раз, когда Кеннет пытался увернуться от нее. Анджела обладала такой развратной сноровкой, что вскоре он перестал ей сопротивляться. Полностью подчинившись ее воле, Кеннет позволил ей довести себя до той точки, когда сила желания потребовала немедленного и абсолютного овладения Анджелой. Наверное, она точно знала, когда наступил этот момент, и неожиданно оставила Кеннета. Задрав на себе юбки и сорвав нижнее белье, положила руки на каминную доску, выгнувшись так, что ее белые ягодицы застыли в ореоле пышных нижних юбок. Все это произошло в мгновение ока. Одним прыжком Кеннет пристроился к ней. Уставившись на полушария, которые с мольбой улыбались ему, он раздвинул их и одним сильным толчком вонзился между ними. Затем, опустив ладони Анджеле на плечи, он наклонил ее вперед и засунул ее голову между ее вытянутыми руками. Его брюки сползли до самых лодыжек, обнажив длинные ноги, которые то сгибались, то выпрямлялись, пока он двигал животом, орудуя внутри нее и отыскивая источник своего греховного удовлетворения.
Он срочно позвал меня на помощь. Приказал встать позади него на колени и обхватил моими пальцами основание своего хуя. Его яйца били мне по носу, и он велел мне лизать их, прежде всего — твердый тонкий рубчик, проходивший посредине нижней стороны хуя. Моя голова послушно повторяла движения его тела. Видимо, это доставляло ему огромное наслаждение, поскольку он называл меня своей «распутной хуесосочкой», «грязнопиздой девочкой» и другими жуткими прозвищами, которых я не понимала.
Я изогнулась и, присев под ними на корточки, увидела, как рука Кеннета растягивает глубокую щель Анджелиной пизды. Он щекотал пальцами крошечный заостренный холмик плоти, находившийся прямо над отверстием — у самого входа между раздвинутыми губами. Я впервые увидела то место, в которое Кеннет любил засовывать хуй, и испугалась. Оно было похоже на красный ротик, растянутый и раздвинутый, смеющийся и зияющий, который всасывал палку таких размеров, что, казалось, он в любую минуту лопнет. И все же он бесстрашно встречал каждый сокрушительный толчок Кеннета, жадно заглатывая огромную штуковину до упора, отпуская ее и затем вновь алчно двигаясь навстречу новому рывку. Свободной рукой я украдкой ощупала свою пизду — нет ли там похожей бороздки, но ничего не нашла.
Наверное, Кеннет помочился в Анджелу: горячие соленые капли забрызгали мне лицо и тело, и в следующий миг оба они достигли своей цели, запыхавшись и прильнув друг к другу.
Поддерживая Анджелу, Кеннет вывел ее из комнаты. Они как будто забыли о моем присутствии. Кеннет затворил за собой дверь.
Наверное, они спят. Из комнаты Анджелы не доносится никакого шума.
Но я все же не отважилась снова лечь в постель, не описав предварительно все события. Ведь они могли вернуться, чтобы взглянуть на мой дневник.
Я ослабела — очень ослабела — и сильно устала. Залезу в постель. Помолюсь о том, чтобы они забыли обо мне.
Позднее.
Несмотря на усталость, я так и не смогла уснуть.
Как только закрывала глаза, отчетливо видела перед собой красный Анджелин ротик — волосатый, спрятанный между ногами, и мои пальцы сами начинали шарить между ног, не находя ответа на вопрос. Встав как можно тише, я зажгла лампу. Взяла ручное зеркальце и, сев напротив туалетного столика, накренив зеркало и улегшись с широко расставленными ногами, я решила найти наконец то, чего искала. Но я боялась посмотреть на отражение. Стыд пересилил любопытство, и я в изнеможении откинулась на подушку. Внезапная мысль о том, что Кеннет или Анджела могут в любой момент зайти в комнату и увидеть меня в этой позе… эта мысль возбудила меня. Хорошо осветив лампой зеркало, я всмотрелась между ног — в свое неведомое «я»… Неведомое. Но я уже знала, что именно из этой бороздки исходят те дурманящие ощущения, которые выбрасывают меня за пределы всякой мыслимой морали — в мир неописуемого, предосудительного наслаждения.
Свет лампы мягко мерцал на гладкой, блестящей, почти прозрачной поверхности, открывшейся моим очам. Меж двойными рядами раздвинутых губ я узнала тот крошечный бугорок, который Кеннет, оставляя рисунок у меня в дневнике, назвал каким-то необычным словом: я его так и не запомнила. Ниже находилось другое отверстие, куда, по словам Кеннета, едва влезала булавочная головка. А под ним, или, точнее, за ним — бледно-серое сморщенное кольцо, от одного вида которого я покраснела и убрала зеркало.