Английский детектив. Лучшее за 200 лет

Разумеется, первое чувство, которое я испытал, прочитав письмо, было полное ошеломление. Но оно тут же сменилось гневом, на сей раз холодным и не мешающим работе мысли.

Итак, женщина, боготворимая мною, была немецкой шпионкой. Ее обман и предательство по отношению ко мне – очень скверное дело; но неизмеримо весомей ее опасность для наших военных успехов и, шире, – интересов государства. Моя неуместная разговорчивость могла стоить армии большого поражения, а тысячам, если не десяткам или даже сотням тысяч людей, – жизни. Британская законность еще может предотвратить столь ужасные последствия, но только ежели я сам забуду о своей сентиментальности и начну действовать активно и бескомпромиссно.

Миг спустя на лестнице, ведущей к спальне мисс Гарни, то есть Софи Хеффнер, прозвучали торопливые шаги – и моя бывшая возлюбленная показалась в дверном проеме. Увидев меня (я, с конвертом в руках, продолжал сидеть за разгромленным письменным столом), она резко остановилась. Лицо ее залила смертельная бледность.

«Что это у вас? – произнесла она срывающимся голосом. – Как вы смели взламывать мой секретер и просматривать мою переписку?!»

Ничего не отвечая, я продолжал сидеть и смотреть на нее. Думал при этом лишь об одном: как лучше осуществить то, что непременно должно быть сделано.

Эна (буду называть ее так) вдруг резко бросилась вперед, стремясь выхватить из моих рук письмо. Перехватив ее запястья, я отбросил женщину в сторону, швырнув на стоящую у стены оттоманку с такой силой, что та развалилась. Затем я дернул за шнур звонка и, когда на звук колокольчика явилась горничная, потребовал как можно более срочно позвать сюда хозяина.

Вы уже знаете, что в семье Меррифильдов к Эне… к этой женщине относились почти как к дочери. Сквайр, добродушный пожилой человек, был потрясен и напуган моими словами. Показать ему письмо я не мог (это означало дальнейшее разглашение военной тайны), но он все же поверил мне, что доказательства есть и что от нас сейчас в буквальном смысле слова зависит судьба родины.

«Как мы должны действовать? – спросил он. – Я просто представить себе не мог, будто под моим кровом творятся столь ужасные вещи! Но раз так… Каков наш долг, капитан?»

«Мы будем вынуждены сделать вот что, – сказал я. – Эта женщина должна быть арестована – и вплоть до того момента, как мы сумеем передать ее в руки полиции, ей ни с кем не следует общаться. Да, возможность общения стоит полностью исключить! Судя по тому, что нам известно, есть основания предполагать, что у нее имеются тайные союзники: прямо здесь, в Радчерче. Вы сможете дать гарантию, что сумеете продержать ее в полной изоляции до тех пор, пока я не схожу к Уоррену в Педли-Вудроу? Я вернусь оттуда с полицейской охраной и ордером на арест».

«Можно запереть ее в спальне…» – предложил Меррифильд.

И тут эта женщина впервые подала голос:

«Не волнуйтесь, господа, – промолвила она. – Я готова остаться, как вы это назвали, под арестом. Согласна даже дать вам слово, что не буду бежать. Но вы, капитан Фаулер, – ах, какую неосторожность, какую глупость вы намерены совершить! Я помню, как-то раз вы с досадой сказали о себе, что слишком часто принимаете решения прежде, чем подумаете о последствиях. Сейчас в самый раз о них подумать. Если я попаду в то ведомство, которое у вас занимается контрразведкой, – всем станет известно, что доверенные вам тайны вы, мой друг, даже не продали, а просто отдали даром. И это станет концом по меньшей мере вашей военной карьеры, а то и… Подведя меня под кару закона, вы тем самым караете и себя самого. Неужели это не ясно?»

«Наверно, вы правы», – ответил я Меррифильду, не обращая внимания на ее слова.

«Что ж, если вы желаете этого…» – Женщина поднялась и проследовала за нами. Оказавшись напротив двери в холл, она вдруг рванулась туда, как спринтер. Но я помнил, что снаружи, прямо у входа, стоит ее мотоцикл, – и был настороже. Нам удалось схватить ее прежде, чем она подбежала к выходу из дома. Совладать с ней оказалось непросто даже вдвоем, женщина, пытаясь освободиться, дотянулась до руки сквайра и сомкнула на ней зубы так, что брызнула кровь. Мы не ослабляли хватку, и вскоре безвыходность положения нашей пленницы стала очевидной, однако она сопротивлялась до последнего, кусаясь и царапаясь, как разъяренная дикая кошка. Даже скрутив ее, мы были вынуждены не взвести женщину по лестнице – идти она отказалась, – а прямо-таки тащить ее волоком, почти нести. Мы впихнули ее в комнату, захлопнули прочную дверь, ключ провернулся в замке. Было слышно, как женщина, оказавшись внутри, кричит от ярости и бьется в дверь всем телом.

«Окно выходит в сад», – сказал сквайр, перевязывая платком глубокую рану на ладони.

«Сколько до земли?

«Сорок футов. Не беспокойтесь. Я подожду здесь, пока вы возвратитесь. Думаю, проблем не возникнет: леди под замком».

Я сбегал в свою комнату и принес оттуда запасной револьвер. Он оказался незаряженным; пришлось вынуть тот, что был у меня в кобуре, и достать из барабана два патрона.