Английский детектив. Лучшее за 200 лет

«Вот, возьмите на всякий случай. Обстоятельства таковы, что вам может потребоваться оружие».

«Зачем?»

«Нам не стоит рисковать. Помните, что я говорил о ее возможных сообщниках?»

«Спасибо. Все будет в порядке, капитан. У меня тут есть тяжелая трость, да и садовника при случае можно кликнуть. Так что идите за нарядом полиции, а я здесь побуду на страже».

Я обдумал сложившуюся ситуацию и решил, что мы учли все возможные меры безопасности.

Две мили, разделявшие усадьбу Меррифильда и Педли-Вудроу, я пробежал без единой остановки. Но сперва не оказалось на месте полковника, а потом какое-то время пришлось потратить на улаживание юридических формальностей: местный судья не сразу согласился выписать ордер на арест. Когда наконец все эти проблемы были разрешены, выяснилось, что полицейским еще предстоит заверить этот ордер. Хорошо хоть военный конвой мне могли выделить, не дожидаясь окончания данной процедуры. Но я был слишком обеспокоен тем, что сейчас происходит в усадьбе, поэтому бросился назад сразу, едва лишь стало ясно – конвой будет отправлен вскоре и по надлежащему адресу.

Уже наступил вечер, когда я достиг перекрестка, где дорога Педли-Вудроу – Радчерчем пересекает скоростное шоссе, ведущее к Колчестеру. До усадьбы оставалось около полумили. Еще не окончательно стемнело, но дальше чем на двадцать-тридцать футов уже ничего невозможно было разглядеть.

Миновав шоссе, я сделал в направлении Радчерча всего несколько шагов, как вдруг услышал рев мотоцикла, с бешеной скоростью несущегося мне навстречу. Машина стремительно приближалась по темной дороге, фара ее не была включена. Я отпрыгнул в сторону, чтобы избежать столкновения, мотоцикл пронесся вплотную – и, как ни темно было вокруг, мне удалось узнать ездока…

Это оказалась она – женщина, которую я любил больше жизни. На ней не было мотоциклетного шлема, длинные светлые волосы развевались за ней на ветру – и при взгляде на нее сразу вспоминались древние легенды ее настоящей родины: сказания о валькириях, которые, оседлав крылатых коней, во весь опор скачут над землей сквозь ночной мрак к месту грядущей битвы.

В тот миг, когда мотоцикл молнией промчался мимо, я за одно мгновение представил, что последует дальше. Она беспрепятственно доберется до Колчестера; увидится с ожидающим ее там другим сотрудником немецкой разведки; возможно, после этого мы сумеем арестовать ее, или его, или их обоих – но почти наверняка будет уже слишком поздно. Информация тайными каналами уйдет по нужному адресу. Победа союзников и жизнь тысяч наших солдат – все это сейчас повисло на тончайшем волоске…

Револьвер уже был у меня в ладони, и я выстрелил дважды – вдогонку, едва различая цель, метя по контуру. Надежды попасть почти не было, однако послышался короткий вскрик, звук падения, грохот опрокинувшегося мотоцикла…

Мне нечего больше сказать вам, господа присяжные. Все остальное вы уже знаете. Подбежав к месту падения, я нашел ее лежащей на обочине. Обе пули попали в цель, одна из них прошла сквозь мозг, так что гибель была мгновенной. Я все еще стоял над ее телом, окаменев и ничего не замечая вокруг, когда, задыхаясь от бега, подоспел Меррифильд. Он не видел, как пленница выбралась из своего заточения, но, похоже, она с величайшей отвагой и умением ухитрилась спуститься по лозам плюща, покрывавшего стену здания. Лишь когда со двора донесся звук мотоциклетного мотора, Меррифильд понял, что произошло.

Он едва успел это рассказать (удивляюсь, что я запомнил его слова – в том состоянии, в каком находился!), как тут же, почти одновременно, прибыли солдаты и полиция. По иронии судьбы им пришлось арестовать не сотрудницу германской разведки, а меня – человека, который ее остановил…

В суде первой инстанции причина преступления выглядела ясной: вспышка безумной ревности. Я не отрицал этого и не называл свидетелей, которые могли бы выступить в мою пользу. Это тогдашнее молчание объясняется только одним: наступление во Франции еще не началось, поэтому привести доводы в свою защиту означало раскрыть военную тайну, то есть сделать именно то, к чему стремилась германская разведка… Однако теперь печать с моих уст снята: факт наступления уже перестал быть для кого-либо секретом, оно блестяще развивается, а исход его теперь зависит от кого угодно, только не от шпионов. Поэтому прошу заслушать мое признание.

Да, я виновен и вина моя тяжка. Но, признавая это, не могу счесть себя виновным в убийстве той женщины, за которое вы сейчас меня судите. Моя вина в другом: я, пускай косвенным образом и по неведенью, мог стать виновником убийства тысяч своих соотечественников – и действительно стал бы им, если бы не те два выстрела, что могли ведь и не попасть в цель.

Я изложил все факты, господа. Вручаю свою судьбу в ваши руки. Если вы освободите меня – надеюсь, мне будет даровано право послужить своей стране на фронте, чтобы с оружием в руках смыть со своей чести то пятно, которое оставил миг неуместной откровенности. Коль признаете виновным – приму свою участь безропотно.