Английский пациент

Это был единственный урок чтения, который преподал английский пациент. Больше он не прерывал ее. Если случалось, что засыпал, она продолжала читать не отрываясь, пока сама не утомлялась. Если и пропускал последние полчаса сюжета (это могло сравниться с тем, как в обследуемом доме остается только одна темная комната), то не волновался, потому что, похоже, хорошо знал этот роман. Так же хорошо был знаком и с географией тех мест, где проходили события, описываемые в книге. К востоку от Пенджаба был Бенарес, на севере – Чилианваллах. (Все это случилось до того, как в их жизнь вошел сапер – словно шагнул со страницы книги. Как будто их потерли ночью, словно волшебную лампу, они ожили – и произошло чудесное превращение.)

Она оторвалась от последней страницы «Кима», с изящными и возвышенными предложениями, которые теперь научилась правильно читать, и взяла книгу пациента, пронесенную сквозь огонь. Она разбухла и не закрывалась, став почти вдвое толще.

В нее был вклеен тонкий листок, вырванный из Библии.

«Когда царь Давид состарился, вошел в преклонные лета, то покрывали его одеждами, но не мог он согреться.

И сказали ему слуги его: пусть поищут для господина нашего царя молодую девицу, чтоб она предстояла царю и ходила за ним и лежала с ним, – и будет тепло господину нашему, царю.

И искали красивой девицы во всех пределах Израильских, и нашли Ависагу Сунамитянку, и привели ее к царю.

Девица была очень красива, и ходила она за царем и прислуживала ему; но царь не познал ее»[41]

.

Люди из племени, которые спасли обожженного летчика, принесли его на британскую базу в Сиве в 1944 году. Ночным санитарным караваном его доставили из Западной пустыни[42] в Тунис, а оттуда отправили на корабле в Италию. В то время в госпиталях было много безымянных солдат – больше тех, кто действительно не помнил, кто он, чем таких, которые делали это с определенным умыслом. Тех, кто заявлял, что не помнит своей национальности, разместили на отгороженной территории морского госпиталя на Тирренском побережье. Обгоревший пациент был еще одной загадкой: личность не установлена, а внешность неузнаваема. В лагере для преступников, который располагался рядом, держали американского поэта Эзру Паунда[43] в клетке. Он прятал то на теле, то в карманах, ежедневно перекладывая, листочек эвкалипта – амулет, якобы обеспечивающий личную безопасность. Когда поэта арестовали и вели через сад, принадлежащий тому, кто его предал, он дотянулся и отщипнул этот листик, «чтобы помнить».

– Вы могли бы обманом заставить меня говорить по-немецки, – сказал обгоревший пациент тем, кто его допрашивал, – и этот язык я знаю. Спросили же меня, как бы между прочим, о Доне Брэдмене? Спросите и о Мармите, о великой Гертруде Джекилл.

Он знал, где находилась каждая картина Джотто[44] в Европе, и почти все места, где человеку могли всучить подделку вместо оригинала.

Морской госпиталь располагался вдоль побережья – в кабинках для купающихся, которыми пользовались в начале века. Когда было жарко, старые зонты Кампари снова, как и раньше, водружались в свои гнезда на столиках, и раненые в бинтах и повязках сидели под ними, вдыхая свежий морской воздух. Кто неторопливо беседовал, кто просто молча смотрел на море, а кто болтал без умолку. Обгоревший пациент заметил молодую медсестру, которая отличалась от других. Была знакома эта мертвенность во взгляде живых глаз, и он сразу понял, что девушка сама нуждалась в лечении. Когда было что-то нужно, он обращался только к ней.

Его снова допрашивали. Все указывало и подтверждало, что он англичанин – за исключением того факта, что он обгорел до черноты, и это не устраивало офицеров-контрразведчиков.

Они спросили его, где находились войска союзников в Италии, и он предположил, что они взяли Флоренцию, но были остановлены среди холмов и городков севернее. «Готическая линия».

– Ваши дивизии застряли у Флоренции и не могут пройти опорные пункты, к примеру, в Прато и Фьезоле, потому что немцы засели на виллах и в монастырях и прекрасно защищены. Это старый прием – крестоносцы совершали такие же ошибки в походах против сарацинов. И так же, как им, вам нужно взять эти города-крепости. Но они никогда не сдавались, только во времена эпидемий чумы или холеры.

Он говорил, перескакивая с одной мысли на другую, чем доводил их до бешенства – невозможно было понять, кто он: друг или враг.