Английский пациент

И вот сейчас, несколько месяцев спустя, близ деревни в холмах к северу от Флоренции, на вилле Сан-Джироламо, в комнате, похожей на зеленую беседку, которая стала спальней, он лежит на постели, словно статуя мертвого рыцаря в Равенне[45]. Говорит отрывками про города-оазисы, про последних Медичи, о стиле прозы Киплинга, о женщине, которая его кусала… А в его книге «Истории» Геродота издания 1890 года есть вставные фрагменты – карты, дневниковые записи, пометки на разных языках, абзацы текста, вырезанные из других изданий. Единственное, чего не хватает, – его имени. До сих пор нет ключа к разгадке того, кто он на самом деле: ни имени, ни звания, ни принадлежности к дивизии или эскадрилье. Все записи в этой книге сделаны до войны, в пустынях Египта и Ливии в 1930-е годы, пересыпаны сведениями об искусстве наскальной живописи и отсылками то к галереям, то к заметкам из журналов – и все это одним и тем же, должно быть, его собственным мелким почерком.

– А вы знаете, что среди флорентийских мадонн нет брюнеток? – говорит он Хане, когда она склоняется над постелью.

Он уснул со своей книгой в руках. Хана берет ее и кладет на маленький столик рядом с кроватью. Не закрывая, приостанавливается и читает, давая себе обещание не переворачивать страницу.

Май 1936.

«Я прочитаю вам стихотворение», – объявила жена Клифтона своим официальным голосом, таким же бесстрастным, какой казалась сама, если вы не были близко знакомы. Мы были в южном лагере и сидели у костра.

Я шел по пустыне.И я закричал:«О, Господи, забери меня отсюда!»И голос ответил мне: «Это не пустыня».Я закричал: «Но ведь здесь песок,

И жара, и бескрайний горизонт».А голос мне ответил: «Это не пустыня».Все сидели молча.

Она сказала: «Это написал Стивен Крейн[46],

он никогда не был в пустыне».

«Он был в пустыне», – сказал Мэдокс.

Июль 1936.

Военные измены – детские шалости по сравнению с изменами в мирное время. Новый любовник занимает место старого. Все рушится, поданное в новом свете. И все это делается с раздражением или нежностью, хотя сердце соткано из пламени.

История любви не о тех, кто теряет сердце, а о тех, кто находит в себе то, что запрятано глубоко-глубоко. Оно обитает в вас, а вы и не подозреваете об этом, пока вдруг не поймете, что душу можно обмануть, а плоть – никогда. Плоть ничем нельзя обмануть – ни мудростью сна, ни соблюдением светских приличий. В плоти – средоточие и самого человека, и его прошлого.

В комнате с зелеными стенами почти темно. Хана поворачивается и чувствует, как у нее затекла шея, оттого что все-таки увлеклась и погрузилась в чтение книги, разбухшей от карт и текстов, написанных неразборчивым почерком. Там где-то даже вклеен маленький листок папоротника. «Истории». Она не закрывает книгу, вообще не дотрагивается до нее с тех пор, как положила на столик. Уходит от нее.

Работая на поле в северной части виллы, Кип обнаружил мину огромных размеров. Он чуть не наступил на зеленый провод, когда шел через сад, быстро отклонился в сторону, вследствие чего потерял равновесие и упал на колени. Он осторожно поднял провод, который не был натянут, и пошел по его ходу, петляя между деревьями.

Дойдя до места, где была сама мина, сел, положив походный мешок на колени. Мина шокировала его тем, что была забетонирована. Они установили здесь взрывной заряд и механизм, а потом залепили все мокрым бетоном для маскировки. В трех метрах от этого места стояло голое дерево, еще одно – в десяти метрах. За два месяца на бетонированном возвышении успела вырасти трава.