Английский сад. 2. Тернистая дорога

- Не трогай Джейсона! Тебе не понять, что такое любовь! Я влюбилась в него, в его жажду жизни, в его красивые слова и дела. Я хотела всегда быть с ним! – на ее лице играла злая улыбка, от чего первые морщинки у губ становились более явными.

- Так, что забыла все?! А ты не сказала ему, как млела в моих объятьях, как готова была отдаться мне, если бы тебя не сорвал с места твой отец! – Каталина опустила глаза, она больше не могла смотреть на него, от каждого его взгляда ей становилось не по себе.

- После того, что мы вместе пережили все остальное просто пыль, - тихо произнесла она, глядя на свои коленки.

- Как же прозаично, Каталина, и как лживо! – он бросился к ней, сжимая ладонью ее горло. Ей стало тяжело дышать, все начало мутнеть перед глазами, - шлюха!

- Так я тебе не нужна, - прохрипела Кат.

- Не нужна, но я уничтожу вас двоих, - троих, подумала она, Господи, троих…

- Ты не добьешься этого! – выпалила она.

- Еще как! А теперь скажи-ка мне, где прячутся эти поганые коммунисты, - его лицо в паре дюймов от ее лицо пугало Каталину, она призвала всю свою храбрость на помощь.

- Я не знаю…

- Знаешь, дрянь, - Рамон схватил ее за волосы на затылке, оттягивая голову вниз, чтобы легко было бы заглянуть ей в душу. Она нагло смотрела на него, внимательно изучая. Когда-то его сломанный нос привлекал ее, она считала это признаком мужественности. Давным-давно она восхищалась его квадратным подбородком с ямочкой, любила гладить его скулы, пропускать сквозь пальцы темные волосы, как лионский шелк на ощупь. Но сейчас она испытывала только призрение и ненависть к нему. Он прятался за этой грубостью, скрывая свою истинную натуру.

- Нет, - она плюнула ему в лицо. Рамон опустил ее волосы, отходя от нее, а потом, вновь подходя к ней, и с размаху дал ей сильную пощечину, от чего Каталина упала со стула на холодный пол.

- Дрянь… Увидите ее, - приказал он, - надеюсь, что сеньора Саргос подумает обо всем.

В камере она устало опустила на тюфяк, щека мучительно ныла, а кожу кусали вши. Она проспала до рассвета, утром принесли опять баланду с плевками, которые Кат аккуратно сняла с каши, немного поев. Это Рамон приказал, он хотел ее унизить, так чтобы она захотела спасти свою шкуру, сдав всех, включая ее собственного мужа. Когда ее снова вели в допросную, она молила Бога придать ей сил. Ее снова посадили на стул напротив Рамона, он вновь задал ей старый вопрос, ожидая нужный для себя ответ.

- Давай, Каталина, спаси свою шкуру. Сдай его и других. Ведь твой муженек убийца, - прошипел Рамон.

- Я ничего тебе не скажу, потому что ты лжешь! – Каталина уже двадцать минут находилась в опросной, а он так и не смог хоть что-то от нее узнать.

- Сучка, - взревел он, он жестом подозвал двух верзил, те больно схватили ее за плечи. Твердые пальцы впились в мягкую плоть, но Кат сдержала себя, она даже голосом не подала, как ей плохо. Они опустили ее голову в чан с холодной водой, повторяя это вновь и вновь, - ну же, Каталина. Скажи!

- Я ничего не скажу! – отрезала она, жадно хватая воздух.

- Увидите ее.

Целый день ее никто не трогал, ей не приносили ни еды, ни питья. Каталина предпочла просто поспать, забыться во сне. Под ее сердцем все еще билась жизнь, она, как и ее мать хотела отчаянно жить, хотела держаться за возможность остаться в живых, и никого не предать. Когда на улицу опустилась ночь, ее снова отвели к Рамону. Чего он хотел от нее, что ему нужно от нее? Неужели, он не понял, что она совсем не хочет причинять вред любящим ее людям? На что он рассчитывает? Он еще раз задавал свои вопросы, и она каждый раз ничего толком ему не говорила.

- Дрянь, - прошипел Рамон, как его может любить Теодора, как вообще можно любить такое ничтожество? Он схватил ее за талию, поворачивая ее к себе спиной, тесно прижимаясь к ее телу. Рамон швырнул ее на стол, задирая к вверху платье, и сдирая вниз нижнее белье. Его горячий орган уперся ей в бедро, Каталина ощутила, как он резко вошел в нее, обрушиваясь на нее всей силой. Нет, она не будет кричать, она не будет стонать от боли. Нет, она не его вещь. По щекам бежали горячие слезы, она ничего не скажет ему, даже если он сотню раз изнасилует ее, - Педро, - сказал он, обращаясь к одному из своих верзил, - хочешь ее?

Еще тринадцать дней Каталина терпела этот ужас. Ее били и насиловали самыми изощренными способами, о каких она не имела представления. Ее опускали в холодную воды, топив, душили, так чтобы темные пятна плясали перед глазами, сажали в тесную клетку, в надежде, что она наконец-то что-то скажет им. Разливали по полу похлебку, выливали фекалии у двери, но и это не помогало, они не могли найти рычаг давления на нее. Все было тщетно, Каталина приняла важное решение для себя. Ради любви стоило сделать это.

Незадолго до рассвета дверь ее камеры распахнулась, на пороге стоял светловолосый священник. Кат поднялась с тюфяка, пытаясь встать, но ноги почти не держали ее. Она почти не ела все эти дни, ее постоянно рвало, и она плохо спала, испытывая вечную боль.

- Как Мадрид еще стоит? – спросила она слабым голосом.