Angst

В сыром воздухе, напитанном дождевой пылью, разлился гогот городских гиен. Слева, вдоль длинного дома, ко мне приближалась стая. Не дожидаясь знакомства, я перешёл пустынную улицу и решил подняться наверх, в этот клубок из асфальта, бетона, машин и света, благо лестница была прямо напротив зебры. Смех часто кажется нам страшнее вопля боли или грозного окрика. Ведь эти звуки, изрыгнутые гортанью – ничто иное, как грохот этих самых тяжёлых глыб что начинают тереться друг о друга, дрожать и грохотать под действием юмора. Оттого употреблять это волшебное вещество нужно крайне аккуратно, а производить часто вообще противозаконно. Ведь именно юмор и сатира придают словам лёгкость пемзы, которой они и должны обладать.

Смех над грехом

О том, почему мы так боимся юмора и почему шутить нужно над всем.

«Улыбнись, и жизнь улыбнется тебе в ответ!». У любого хотя бы единожды возникало подозрение, что эта мантра – дерьмо собачье. И не зря. Американские ученые, проанализировав результаты 138 исследований, доказали, что искусствен но-натянутая улыбка практически не виляет на настроение. Так что ваш день от улыбки навряд ли станет светлее. Русский человек знал об этом и без всяких исследований: мысль, что тупой лыбой делу не поможешь с рождения высечена славянскими рунами у него где-то на внутренней стороне черепа. Тяжесть бытия падает гражданину России прямо на лицо и неумолимо тянет уголки рта вниз, особенно, когда утром ты вместе с ордой других урукхаев из какого-нибудь Мурина, утыканного многоквартирными башнями Сарумана, штурмуешь местную Хельмову Падь – станцию питерской подземки. И вся эта взаимная ненависть испаряется в воздух, а затем снова вдыхается с едким дымом сигаретки из конского навоза в селитрованной бумаге, отчего черты лица еще сильнее начинают стремится к полу. Поэтому человек, беспричинно давящий лыбу, неизменно вызывает у нас подозрение: то ли блаженный, то ли перо в рукаве прячет. В общем, добра не жди.

Но это же обстоятельство делает улыбку таким ценным ресурсом. Ресурсом, который мы расходуем очень аккуратно. Да, мы не улыбаемся чужакам или фотокамерам, но щедры на улыбки близким и друзьям. Она как колбаса для тех, кто ещё помнит дефицит: вроде и всегда под рукой, и почти ничего не стоит, однако бережется для особого повода. Так же осторожно мы относимся и к юмору.

Эссенция юмора

Юмор всегда был особой субстанцией для тех, кто живет на куске земли «от тайги до британских морей». Препаратом, которое нужно принимать дозированно и строго по инструкции: над одним посмеяться можно, а над другим шутить никак нельзя. Лекарством, без которого столкновение с реальностью порой может закончиться летальным исходом. На экраны это вещество поставляется исключительно в разбавленном виде, под чутким надзором государства, абы чего не случилось. От этого острый западный юмор, для которого почти нет запретных тем, часто плохо переваривается российским зрителем, вызывая словесную диарею у очередного моралиста в интернете, мол, «как вообще можно смеяться над этим?». Вседозволенность заокеанских скоморохов кажется нам недопустимой, а шутки часто принимаются слишком близко к сердцу. Эссенцию юмора нужно применять осторожно. Ведь, если ты вдруг сбрызнешь ею одну из сакральных тем, таких как блокада, как это сделал Алексей Красовский в своем «Празднике» или образ усатого тараканища, на который покусился Армандо Ианнуччи в «Смерти Сталина», то тебя сочтут не просто м…ом, но богохульником-осквернителем, место которого на священном костре. Чтобы понять природу этой осторожности, нужно разобраться, почему шутка вообще вызывает у нас улыбку.