Анизотропное шоссе. Путеводитель по дорогам, которые выбирают

— Гум, — пробурчали где-то над ним, и на припекавшее голые плечи солнышко пала тень. Стало удивительно тихо. Рассыпались в стороны надоедливые стрекозы, замолчали цикады.

Карик посмотрел вверх и увидел.

Это.

Это смотрело на него огромными круглыми глазами и жевало. Преогромная пасть с огроменными зубами открывалась и закрывалась, вниз летели перемолотые стебли. Ноздри раздувались, и Карик почувствовал дыхание зверя.

— Гуум, — повторил зверь, вздыбил голову, которая казалась крошечной на невероятно длинной шее, и сделал какое-то странное движение, отчего по шее прокатилась волна, воздух наполнился густым гулом, будто что-то провалилось в огромную пустую бочку.

Карик замер ни жив, ни мертв.

Затем зверь двинулся на него. Массивное тело встало из воды, и водопады ручьев побежали по морщинистой коже. Лапа толще сосны опустилась на дно, песок под Кариком содрогнулся, он шагнул назад, запнулся и упал, не в силах оторвать взгляд от наступавшей на него горы. Вода сомкнулась над головой, и это вернуло жизнь в парализованное ужасом тело.

Карик вскочил, сжал руки в кулаки, зажмурился и что есть мочи заорал:

— А-а-а-а-а!!!

— Гуум, — вторил ему зверь почти удивленно, но Карик, не открывая глаз повернулся и задал стрекоча.

Он бежал так, как никогда не бегал. Ни на физкультуре. Ни от хулиганов. Ни в догонялки. Трава летела из-под ног. Ветер бил в лицо. Хлестнула ветвь, другая, и только тогда Карик открыл глаза. Он мчался уже по лесу, но скорости не сбавил. Ему казалось, ящер бежит вслед за ним. Даже не так — несется во весь опор, как дикая лошадь, только еще быстрее, ломая деревья и выбивая в земле огромные следы.

Не хватало дыхания.

Перед глазами пламенели круги.

Исхлестанная иглами кожа горела.

Колени подгибались.

Но вместе с ужасом Карик вдруг ощутил к себе, к своей трусости такую злость, что это придало силы бежать еще быстрее, еще, пока нога вдруг не зацепилась за что-то, он потерял опору и со всего маху обрушился в густые заросли папоротника, ощущая даже облегчение, потому как понял, что иссяк, и ничто не заставит его подняться и продолжить бег, даже если по пятам будет гнаться целое стадо ящеров.

Странный курног

Курног обходил лежащего Карика и тыкал его в боки. Карик не шевелился, ожидая, что тому надоест, и он убежит по своим курногим делам. Зажмурив глаза покрепче, мальчик стал считать. Сначала до десяти, медленно, как полагается: девять с половиной, девять с четвертью, потом — до ста. На восьмидесяти ему показалось, что курног отстал, по крайней мере перестал бодать его в ребра, но продолжал считать — чтоб наверняка. А когда открыл глаза, то оказалось, что прилипчивое создание никуда не делось, а лежало перед ним на брюхе, вытяну в струнку хвост и шею с тяжелой головой, подогнув нелепые лапы под себя.

Увидев, что Карик открыл глаза, курног тут же поднялся и пошел на очередной круг.

— Брысь, — прошептал Карик. — Уйди. Сгинь. Ну, что я тебе сделал?

Последнее он сказал почти плаксиво. Курног боднул.

Карик перекатился на спину и ощупал себя. Во всех книжках, в которых герои падали с высоких круч, они первым делом себя ощупывали. Все оказалось целым, все на месте, даже не очень-то и болело. Только саднило колени, которыми он пропахал землю.

Карик сел. Курног отбежал в сторону и принял странную стойку — пригнувшись к земле и покачиваясь из стороны в сторону. Если б он не был таким мелким, то выглядел угрожающим. Подобрав шишку, Карик запустил ею в курнога, но промахнулся. Курног побежал за шишкой, вцепился, заурчал.

То, обо что мальчик споткнулся, оказалось кладкой. Большой кладкой ящеров, сверху еле-еле прикрытой сухими ветками и травой. Все яйца разбиты — то ли зверь какой полакомился, то ли курноги сами разбежались. Карик поднял обрывок кожистой скорлупы. Вернулся курног и вцепился в скорлупу, вырывая ее из рук. Карик разжал пальцы, и курног принялся грызть добычу.

Карик совсем его не боялся. Тот был настолько мал и нелеп, что смех разбирал, глядя на него и возню со скорлупой, шишками, ветками. Главное, что беспокоило мальчика, — он не знал точно, куда идти. Карик огляделся, но со всех сторон его окружали деревья — высоченные сосны, белесые стволы берез, а между ними густые заросли папоротника. По земле стелились низкие кустики, усыпанные ягодами. Карик сорвал одну, пожевал и выплюнул — кислятина. Курног повторил за ним — разинул пасть, схватил ягодный кустик и выдернул его из земли. Пожевал и выплюнул. Жалобно пискнул.

— Есть хочешь? — сочувственно спросил Карик. — И я бы не отказался.

И он побрел в ту сторону, откуда, как ему казалось, доносился гул реки.

Курног шнырял поблизости, то выбегая вперед, то отставая, то скрываясь в буреломе, то вскакивая на поваленный ствол дерева с заросшими мхом глубокими бороздами, будто кто-то давно его пытался жевать.