Анхен и Мари. Выжженное сердце

– Господин Ануфриев, мы ведь не просто погостить к Вам заехали, – прервал дознаватель попытку оставить их наедине с горкой блинов, вареньем, фруктовой вазой и графинчиком вишнёвой наливки.

Помещик остановился, вернулся к гостям, кивнул лакею – наливай, чего стоишь?

– Да я понимаю, что непраздное любопытство привело вас в мой дом из самого Петербурга. Чем могу служить? – спросил батюшка Лизоньки и даже немного втянул живот, передавая дознавателю миниатюрную рюмку наливки рубинового цвета.

– Интересуемся персоной управляющего Вашим имением. Что он за человек? – спросил господин Громыкин, махнул вишнёвой наливки и крякнул от наслаждения.

Таких наливок в столичных трактирах вовек не сыщешь.

– Вы про Усатова? Слова дурного про Никифора сказать не могу, – сказал толстяк и развёл руки в стороны. – Ни единого.

– Прямо уж не единого? Неужели настолько хорош сей работник? – поинтересовался господин Самолётов.

Прислуга забренчала канделябрами, готовила свечи. За окном начинало темнеть. Господин Ануфриев задумался, кивнул лакею сызнова – наливай. Поднёс рюмку к широким, раздувающимся ноздрям, вдохнул вишнёвый аромат и выпил залпом, высоко приподняв брови.

– Любому помещику такого управляющего пожелать могу я с чистой совестью. Сами посудите – не вор, не лентяй, грамоте обучен, дело своё отлично знает. Из крестьян, но уже, почитай, пятнадцать годов как у меня служит – ни единого замечания. Ни единого, господа!

– Прямо не мужик, а Серафим святой. Крылья, поди, пробиваются из-под рубахи, – заметила вполголоса Анхен, угощаясь блином с вареньем, но все услышали её слова.

– Святой, не святой, но дурного про Усатова не скажу. Да и люди соврать не дадут, – заключил хозяин дома, указывая на прислугу. – А за какой нуждой он вам понадобился? Никак не могу поверить, что Никифор в Петербурге набедокурить сподобился.

– В точности ответить не могу, господин Ануфриев, на Ваш вопрос. Никак не могу. Проверяем вот, – сказал господин Громыкин.

– А Никифор Усатов в сей момент где находится? – спросил господин Самолётов.

– В поле. Как и подобает управляющему. Урожай собирать надобно.

Зерна и корнеплодов в имении Троицкое народилось в этом году богато. Сколько было можно, сыщики – в сопровождении дворового мальчика, проехали до господских полей на повозке, дальше им пришлось идти по разрытой земле пешком. Господин Самолётов поддерживал Анхен под руку, в чём она нисколько не нуждалась, но ни отталкивать же услужливого делопроизводителя.

Крестьянские спины маячили в надвигающихся сумерках тут и там. Мужики, бабы, ребятишки выдёргивали из земли-матушки свёклу и морковь и складывали в мешки, подготовленные для них управляющим. Усатов – госпожа Ростоцкая его сразу узнала, в широких штанах, в коричневой кофте, в фуражке, надвинутой по самые брови, ходил меж рядов, хозяйским взглядом окидывая поля – може, где чего пропустили, не порядок надобно сразу подмечать.

– Дядька Никифор, до тебя господа из Петербурха приехали! – заорал дворовый мальчишка, едва завидя управляющего.

После такого заявление крестьяне прекратили работать и уставились на непрошеных гостей. Управляющий оглянулся, однако навстречу не вышел – ждал, когда сыщики подойдут к нему сами.

– Никифор Усатов? – спросил господин Громыкин, тяжело дыша.

Прогулка по полям немного утомила грузного дознавателя.

– Он самый. Чем могу служить? – спросил в ответ управляющий и снял фуражку.

Анхен загляделась на него. Не смотря на худосочную фигуру и небольшой рост, Никифора легко можно было назвать красавцем. Всё дело в глазах. Огромные, как у новорождённого жеребёнка, карие глаза управляющего выражали вселенскую грусть. Теперь она понимала нахлынувшие чувства уборщицы из гимназии. Эту грусть любой бабе хотелось разгадать и вылечить страдающую душу. Каждая была уверена, что она сможет, ей это под силу.

– Как давно Вы были в Санкт-Петербурге? – спросил господин Громыкин.

– Так вот же, недавно ездил. По делам. На прошлой неделе, стало быть, бывал. А чего такое?

– И в гимназию женскую заезжали?

– Заезжал. Лизоньку привёз на учёбу. А чего такое?

– И директора гимназии господина Колбинского спрашивали?

– Ну, спрашивал.

– Зачем он Вам понадобился? Зачем? – как обычно повторил вопрос дознаватель.

– Так мы… это… давние знакомцы мы. Поговорить хотел, стало быть, с ним.

– Поговорили?

– Нет. Не получилось. Не успел я.

Господин Громыкин взял паузу, внимательно изучая управляющего. Глаза-пуговки смотрели на допрашиваемого безотрывно. Усатов стоял, переминаясь с ноги на ногу, теребил ни в чём неповинную фуражку. Потом не выдержал, развернулся, молча зыркнул на обступивших его со всех сторон крестьян. Те, как будто очнувшись, разбрелись по делам.

– А вот интересно мне стало, где Вы познакомились с директором гимназии? Где? – спросил господин Громыкин и прищурился.

– Дак… это давно было. На службе, стало быть, – сказал Усатов и неопределённо махнул рукой.

– Вы давайте здесь заканчивайте. Собирайтесь. С нами поедете, – приказал дознаватель. – С нами. Да-с.