Анна Керн. Муза А.С. Пушкина

…Бенкендорф сказал, что ему все равно, что бы ни было напечатано, и что он троих друзей, Дельвига, Пушкина и Вяземского, уже упрячет, если не теперь, то вскоре, в Сибирь. Тогда Дельвиг спросил, в чем же он и двое других названных Бенкендорфом могли провиниться до такой степени, что должны подвергнуться ссылке… Бенкендорф отвечал, что Дельвиг собирает у себя молодых людей, причем происходят разговоры, которые восстановляют их против правительства… Дельвиг возразил, что собирающееся у него общество говорит только о литературе, что бо́льшая часть бывающих у него посетителей или старее его, или одних с ним лет….Бенкендорф раскричался, выгнал Дельвига со словами: «Вон, вон, я упрячу тебя с твоими друзьями в Сибирь»».

Возможно, психологи сказали бы, что подобный итог развития отношений этой троицы стал закономерным: столь тесная дружба, которая связывала несколько лет чету Дельвигов и Анну Керн, часто завершается конфликтом. Можно предположить, что незадолго до кончины Дельвига Анна Петровна и Антон Антонович крепко поссорились, либо же случилось что-то такое, что заставило ее сильно обидеться на него. О кончине Дельвига (в феврале 1831 г.) Анна Керн сообщила Алексею Вульфу вот в таких выражениях: «Забыла тебе сказать новость; барон Дельвиг переселился туда, где нет ревности и воздыханий». Такая формулировка покоробила даже прожженного циника Вульфа, и он записал в своем дневнике: «Вот как сообщают о смерти тех людей, которых за год перед сим мы называли своими лучшими друзьями».

Софья Михайловна недолго оплакивала покойного супруга. Уже через несколько месяцев «безутешная вдова» вышла замуж за одного из своих поклонников – Сергея Абрамовича Баратынского, родного брата поэта.

Вскоре после смерти Дельвига состоялась и еще одна свадьба – Александр Сергеевич Пушкин обвенчался в Москве с Натальей Николаевной Гончаровой. В период его затянувшегося сватовства и некоторое время после свадьбы А. П. Керн продолжала, хоть и изредка, общаться с ним и отметила в своих воспоминаниях: «Пушкин уехал в Москву и хотя после женитьбы и возвратился в Петербург, но я не более пяти раз с ним встречалась…»

«Женитьба произвела в характере поэта глубокую перемену… он на все смотрел серьезнее. В ответ на поздравление с неожиданною способностью женатым вести себя как прилично любящему мужу, он шутя отвечал: «Я просто хитер»». «Действительно, в этот период, перед женитьбою своей, Пушкин казался совсем другим человеком. Он был серьезен, важен, молчалив, заметно было, что его постоянно проникало сознание великой обязанности счастливить любимое существо, с которым он готовился соединить свою судьбу, и, может быть, предчувствие тех неотвратимых обстоятельств, которые могли родиться в будущем от серьезного и нового его шага в жизни и самой перемены его положения в обществе. Встречая его после женитьбы всегда таким же серьезным, я убедилась, что в характере поэта произошла глубокая, разительная перемена…

Сам он почти никогда не выражал чувств; он как бы стыдился их и в этом был сыном своего века, про который сам же сказал, что чувство было дико и смешно. Острое красное словцо – la repartie vive – вот что несказанно тешило его. Впрочем, Пушкин увлекался не одними остротами; ему, например, очень понравилось однажды, когда я на его резкую выходку отвечала выговором: «Pourauoi vouc attaguez a moi, qui suis si inoffensive!»[63]

И он повторял: «C'est reellement cela: si inoffensive!»[64] Продолжая далее, он заметил: «Да, с вами не весело и ссориться, voila votre cousine, avec elle on trouve a qui s'en prendre!»[65]

Причина того, что Пушкин скорее очаровывался блеском, нежели достоинством и простотою в характере женщин, заключалась, конечно, в его невысоком о них мнении, бывшем совершенно в духе того времени».

После смерти Дельвига и женитьбы Пушкина жизнь А. П. Керн значительно переменилась, и далеко не в лучшую сторону. Ее больше не приглашали на литературные вечера, она практически полностью выпала из круга тех интересных и талантливых людей, к общению с которыми так привыкла за последние несколько лет. И это было только началом черной полосы в ее жизни, растянувшейся более чем на пятилетие. В 1832 г. умерла мать Анны Петровны, Екатерина Ивановна, к которой Керн была нежно привязана.