и быть наполненным судьбой среди общественных агоний,
и принимать свои труды и муки, как Благую Весть.
Желающему Мир постичь могу сказать -- "В себя смотри.
Вещей божественная суть всегда находится внутри".
18, 19, 20, 21, 22
. . . . . . . . . . . . . . . . . .
23. Баллада о без вести пропавшем
"Меня нашли в четверг на минном поле.
В глазах разбилось небо, как стекло,
и всё, чему меня учили в школе,
в соседнюю воронку утекло.
Друзья мои по роте и по взводу
ушли назад, оставив рубежи,
и похоронная команда на подводу
меня забыла в среду положить.
И я лежал и пушек не пугался,
напуганный до смерти всей войной,
и подошёл ко мне какой-то Гансик
и наклонился тихо надо мной.
И обомлел недавний гитлерюгенд,
узнав в моем лице своё лицо,
и удивлённо плакал он, напуган
моей или своей судьбы концом
.
24
О жизни не имея и понятья,
о смерти рассуждая как старик,
он бормотал молитвы ли, проклятья,
но я не понимал его язык.
И чтоб не видеть глаз моих незрячих,
в земле не нашей, мой недавний враг,
он закопал меня, немецкий мальчик --
от смерти думал откупиться так.
А через день, когда вернулись наши,
убитый Ганс в обочине лежал.
Мой друг сказал -- Как он похож на Сашу!
Теперь уж не найдёшь его, а жаль...
И я лежу уже десятилетья
в земле чужой, я к этому привык
и слышу, надо мной играют дети,
но я не понимаю их язык".
25
По окончании баллады воцарилась тишина.
Мой Томас Вебер перевёл весьма дотошно
до той границы, что касаться можно.
Здесь пестуется трепетно и честно покаянная вина.
Но был сеанс велик и песен было много.
Играл я вальсы, блюзы, боссановы.
И аплодировали нам обоим снова,
но за мельканием кистей следили очень строго.
И если неудачлив был мазок,
как промах Тайсона воспринимался залом.
Но мастер правит кисть, как школа приказала,
и завершает с блеском свой урок.
Писал он юных дев и баеров пузатых --
огромные портреты -- два на полтора.
И проходили выступленья на Ура! Ура! Ура!,
и привлекали клиентуру из богатых.
Нас это непосредственно и радостно задело.
Искусство не продашь. Портрет -- другое дело.
26
Андрей известен стал в Германии повсюду.
О нём писали, говорили, сплетничали все,
газеты чаще на престижной полосе,
а Клаус Хипп и Герхард Польт не надивились чуду.
Они предсказывали живописцу популярность.
Но у Андрея был характер Диогена.
Он понимал -- большой успех почти всегда измена,
меркурианский зуд несёт вульгарность.
Он принял несколько заказов для мошны
и обещал вернуться через месяц-полтора.
Я начал понимать, что это лишь игра.
Теперь ему другие опыты нужны.
Расстались мы. Мой путь к Земле Обетованной
через Россию проходил недолго.
Иерусалим и Хайфа моего алкали долга.
Бен-Гурион, жара, кругом свои. Легко и странно.
Земля Израиля тверда, почти что без воды.
Но это центр Земли. Оставь на ней следы.
27
Обетованная Земля меня тревожит. Здесь ощущаю я подъём,
который чувства углубляет, множит и мысли бередит о Нём.
28
Дожди избавляют от слёз... Пусть небо поплачет за аза.
Иисус Голубович Христос, речения Ваши -- зараза.
Когда доскребаешься вслепь до глупости рода людского,
ныряешь в евангельский склеп, ища равновесья мирского,
и видишь -- всё сущее есмь: полтинник -- здоровье и разум,
полтинник -- дерьмо и болезнь, не розно, а вместе и сразу.
Рождённые в рабстве убьют, когда им свободу предложишь.
Им дорог немотный уют и вожжи из собственной кожи.
Какой Иоаннов псалом предрёк безобразное чудо?..
...за нищим российским столом -- иуды, иуды, иуды
едят. А над ними салют и Зависть -- основа недуга.
Сидят миллионы иуд и хитро целуют друг друга.
А дождь над Россией затих (на время) кровавый и водный.
Иисус Голубовича стих, пролейся на век несвободный!
И души взойдут до небес из почвы, усеянной нами,
и Зависть изыдет, как бес. И вновь изойдёт пацанами
земля оскудевших кровей, где вымерли все берендеи,
предел возрождённых церквей, провинция славной идеи.
29
Затем я решился посметь добавить к Нагорной Каденцу --
Душе, нисходящей к младенцу, сие нисхождение -- смерть.
Виновная в райской вине, грешившая там со стараньем,
Душа, умерев в вышине, спускается в тело страданья.
И где появляется? В чем? В какой предначертанной роли?
Чтоб край небосвода плечом царапать в античной неволе?
Мне кажутся божьи сыны баранами в стаде авгура.
И нет на плечах Тишины, а только -- культура, культура...
Учитель, я весел и сир, мне слово твоё -- не для слуха.
Но Ты не назвал Этот Мир вместилищем Мёртвого Духа.
Да, Ты об одном умолчал, жалея умерших на Небе...
И видится мне по ночам -- я песни слагаю в Эребе.
И вижу Тебя среди строк вдали от Кромешного Рая...
И снова я тут -- одинок, и снова я там -- умираю.
В молитве -- в вине и в войне шепчу безнадежные звуки --
Мария, на Той Стороне стань Матерью мне Не-На-Муки!
Мама Мария! Где я и где ты? Куда летят Наши Синие Птицы
и Золотые? С такой высоты о твердь земную легко разбиться.
30
Окончил я урок свой вящий и прихватил ещё неделю.
И дни эрасмией кровоточащей легко в молитвах полетели.
31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38
. . . . . . . . . . . . . . . . .
39. Тель-Авив.
На берегу Средиземного моря воспоминания о Каспийском
Несутся, как думы, морские валы (волна не догонит другую),