— Перед ужином он сказал мне, что хочет заняться аналом сегодня вечером. Я думаю, это то, что ждет меня по ту сторону этой двери, — я делаю ещё один шаг. — Я позволю ему претендовать на мою задницу и даже на мою киску, если это то, что потребуется, — ещё один шаг. — Я буду стонать его имя, точно так же, как я стонала твое. Но, в отличие от тебя, он сможет провести руками по всему моему телу.
— Аврора.
Чистый, нефильтрованный гнев в голосе Анджело останавливает меня на полпути. Я поворачиваюсь к нему лицом. Он стоит на нижней ступеньке, свирепо глядя на меня, уперев руки в бока.
— Да поможет мне Бог, если ты сделаешь ещё один шаг, я не буду отвечать за то, что я сделаю.
— Ты больше не человек мафии. Помнишь? — презрительно говорю я. — Ты просто одет, как один из них.
От его взгляда у меня по спине бегут мурашки, когда я поднимаюсь по лестнице и проскальзываю в спальню. Погрузившись в темноту, я прижимаюсь спиной к холодной двери и дышу.
Конечно, он отпустил. Он ничем не лучше их — он сам сказал мне это на панихиде по своим родителям. Я для него такая же одноразовая девушка, как и для его дяди.
Анджело Висконти — не рыцарь в сияющих доспехах, и я была глупой, думая иначе.
Выровняв дыхание, я поднимаю взгляд и, прищурившись, вглядываюсь в темноту. Благодаря полоске лунного света, пробивающейся сквозь занавески, я почти могу разглядеть огромный силуэт Альберто на кровати. Его дыхание тяжелое и ровное, и, несмотря на тошноту, скручивающуюся у меня в животе, я сразу чувствую себя легче.
Он так напился, что потерял сознание.
Внезапно стены спальни загораются бело-оранжевым светом. Через долю секунды раздается громкий взрыв, от которого сильно дрожат оконные стекла и угрожают лопнуть мои барабанные перепонки. Я инстинктивно падаю на пол и обхватываю голову руками, но после нескольких оглушительных ударов тишины больше ничего не происходит.
Дрожа, я поднимаюсь на ноги и бросаю взгляд на Альберто. Господи, он так пьян, что даже не вздрогнул при взрыве, и на мгновение я задаюсь вопросом, действительно ли он спит. Но потом храп раздается снова, и я снова поворачиваюсь к окну. За занавеской полоска лунного света сменилась мерцающим оранжевым сиянием.
По моей коже пробегает тошнотворное ощущение. Я пересекаю комнату и отдергиваю занавеску.
Мой взгляд падает на переднюю часть дома внизу.
Там пожар. Обугленный гравий и черный, клубящийся дым. Я моргаю, мои глаза привыкают к тому, на что я смотрю, и когда я понимаю, мое сердце замирает.
Роллс-ройс Альберто горит. Яростное пламя вырывается из окон и лобового стекла, облизывая двери и крышу. И всего в нескольких футах от меня маячит темная фигура.
Анджело. Он смотрит на меня снизу вверх, ничего не выражая.
Я проглатываю комок в горле, не смея дышать.
Анджело Висконти — не рыцарь в сияющих доспехах, он монстр в костюме от Армани.
Глава двадцать седьмая
Старинные часы бьют двенадцать, их звон на мгновение нарушает тишину номера.
Амелия сидит в кресле напротив меня, выпрямив спину и уставившись на террасу с пустым выражением лица. Я знаю, что она ни на кого не смотрит по ту сторону стекла, кроме своего мужа.
— Если бы это зависело от меня, мы бы вылетели следующим рейсом в Колорадо.
Я перестаю теребить швы на подушке у себя на коленях.
— А что находится в Колорадо?
— Важно то, чего нет в Колорадо, — ее взгляд неохотно переходит на меня. — Аврора, я каждую ночь сплю с пистолетом под подушкой. Если Донателло опаздывает больше, чем на пять минут, я начинаю паниковать, — ее пальцы нежно проводят по животу. — Постоянный стресс — это вредно для меня.
Я смотрю на ее живот, но ничего не говорю. Вместо этого я поворачиваюсь и выглядываю на террасу. Братья Бухты стоят плотным кругом, у каждого на лице суровое выражение. Данте говорит, его губы кривятся, когда он плюется ядом. Рядом с ним Донателло серьезен, поглаживает подбородок и время от времени кивает головой в знак согласия. Тор выглядит скучающим, как будто он предпочел бы быть где угодно, только не в отдельном номере на верхнем этаже Visconti Grand Hotel со своей семьей.
— Знаешь, что самое худшее во всем этом? — спрашивает Амелия. Я снова поворачиваюсь к ней лицом. — Дело в том, что у этой семьи так много врагов, что будет почти невозможно выявить, кто это сделал.
Да, и последнее место, куда они будут смотреть — их собственное генеалогическое древо.
Я стискиваю зубы и киваю, прежде чем вернуться к терзанию подушки.