Антарктическая одиссея. Северная партия экспедиции Р. Скотта

"Второй день пробираемся через пак. Около пяти часов пополудни миновали наконец полосу паковых льдов и увидели стену ледника Норденшельда. До этого все время приходилось снимать грузы с саней и порожняком проводить их через восьми- или девятифутовые [2,4-2,7 м] торосы и снежные наносы толщиною до четырех футов [1,2 м]. Трудная это работа, особенно для рулевых, которые должны и саням дать наилучшее направление, и для нас выбрать путь поудобнее. Поразительно, как это сани, которые дико швыряло из стороны в сторону, не переломали нам ноги, но если не считать ссадины на колене у Дикасона, день прошел без особых происшествий. Как я уже писал, могучий стимул гнал нас вперед, и мы тянули изо всех сил, будь то по щиколотку или по горло в снегу. На самом деле, конечно, не по горло, но уж во всяком случае по бедро. Несколько раз брели через твердый вязкий снег с жестким настом, по которому каждый шаг давался не легче, чем удаление зуба. В добавление к нашим трудностям освещение было отвратительное, почти непрестанно налетали порывы ветра со снегом. Мы и ленч ели во время метели, и снег, падая на что-нибудь, немедленно таял, хотя солнце еле-еле проглядывало сквозь туман. День был довольно теплый, снег - мокрый, липкий. Погода весьма неприятная, но мы все же благодарим за нее судьбу, так как это намного лучше, чем холодная весна".

Завидев язык ледника Норденшельда, мы испытали огромное облегчение. Но следующие два дня мы его только видели. Час за часом мы пробивались к его основанию, встававшему отвесной стеной, а оно то прямо на глазах у нас приближалось, то явно отступало назад. Мало что может внушить такое отчаяние, как миражи, мучившие нас эти дни.

Стена эта все время меняла свои очертания и представала нам то грозным замком с остроконечными башнями в несколько сот футов высотой, то хаосом скал, громоздившихся до самого неба, а то и вовсе скрывалась за хребтами торосов, которые издали казались совершенно неприступными, но вблизи превращались в незначительные полосы низкого льда. А небо к югу и западу от нас повторяло на тысячу ладов эти хребты, переворачивало их и так и эдак, увеличивало до невероятных размеров, меняло пропорции, так что льдины и ледяные горы выглядели как гротескные дома и дворцы в небесном граде. Никогда, ни раньше, ни потом, не видел я такого миража. Но мы скорее оценили бы его красоты, не будь он связан с ледником Норденшельда. Танцующие метаморфозы этой скальной стены были для нас мучительными, нервы напрягались до предела - мы шли и шли, а скала, последнее, может быть, серьезное препятствие на пути к дому, словно бы и не становилась ближе.

Двигаясь по этой сравнительно открытой местности севернее ледника Норденшельда, мы убили первого после начала похода тюленя. Это было радостное событие, потому что еда исчезала значительно быстрее (по отношению к пройденному пути), чем я рассчитывал, и дважды мне уже приходилось сокращать рацион. Он не мог удовлетворить чудовищный, как всегда в санном походе, аппетит. Нас снова терзал голод, и только убитый тюлень помешал тому, чтобы еда завладела всеми нашими мыслями.

Идущий, однако, в конце концов осиливает любое расстояние. 20 октября мы оставили за спиной и этот участок морского льда и разбили лагерь на ледниковом языке. Наверное, мало кто когда так радовался окончанию пути, как радовались мы тому, что "эта проклятая стена" больше не будет маячить перед нами.

Нам повезло: к стене, возвышавшейся повсюду на 30-40 футов [9,2-12,2 м] и совершенно неприступной, мы подошли в единственном на протяжении многих миль месте, где на нее можно взойти по наносам. Приблизившись к сугробам, мы прежде всего подняли наверх лагерное снаряжение, там нашли хорошее место для стоянки, альпийской веревкой подтянули сани и остальные вещи и расположились на ночлег. С высоты ледникового языка мы заметили еще два ориентира - остров Бофорт и гору Дисковери, напомнившие нам о лучших временах, и сели ужинать в очень веселом настроении.