Такой документ вряд ли бы появился, не будь у советского руководства сомнений, что соседние страны не продолжат опасную для СССР политику[395]
. Вместе с тем нельзя принимать на веру и то, что Адольф Гитлер не строил никаких планов в отношении Прибалтики, исходя из того, что она — «сфера интересов СССР». Предпринимался тактический ход. Это позволяет понять объяснение, данное немецким дипломатом, сотрудником МИДа Германии Петером Клейстом. В отличие от Польши, свидетельствовал он, «в прибалтийских государствах мы хотим достичь такой же цели иным путём», а именно: «Здесь не будет иметь место применение силы. Мы достигнем нейтралитета прибалтийских государств, то есть решительного отхода их от Советского Союза. В случае войны, если это нас устроит, мы нарушим этот нейтралитет»[396]. Более поздние события как раз и подтвердили, что Гитлер действовал по этому сценарию. Заметим также, что взгляды, о которых поведал Клейст, стали в полной мере известны советскому руководству[397].Возникает вопрос, изменился ли у СССР после этого подход к решению тех проблем, которые прежде обсуждались с Финляндией? Таких перемен не наблюдалось. Проблема безопасности Ленинграда сохранялась.
Историк Кейо Корхонен заметил, что «сам по себе договор с Риббентропом не открыл советскому правительству возможность выдвинуть свои требования к странам Прибалтики и Финляндии»[398]
. Была лишь получена гарантия, что в отношения Советского Союза с этими государствами тогда не вмешается Германия.Советско–германский договор о ненападении нанёс удар невероятной силы по концепции, составлявшей суть внешней политики Финляндии. Неслучайно по дипломатическим каналам были предприняты усилия прояснить подробности, касавшиеся советско–германских переговоров, и прежде всего понять, не были ли заключены «какие- либо соглашения, касающиеся Финляндии»[399]
. В установках, которые направлялись из Хельсинки своим представительствам, не скрывалась сложность внешнеполитической обстановки, создававшейся для Финляндии[400]. От дипломатов требовалось использовать максимальные возможности для получения необходимой информации и прежде всего характеризующей советско–германские отношения. Ирье–Коскинен, встречавшийся в Москве с Шуленбургом, докладывал, что получил от него твёрдое заверение, что никаких соглашений в ходе советско–германских переговоров относительно Финляндии не было и вообще к ней не проявлялось «особых интересов»[401].Впрочем, финскому посланнику в Берлине представители германского Генштаба все же передали информацию сенсационного значения. В конце августа ему сообщили о возможных перспективах: нанесении вермахтом удара по Польше. Был даже назван вероятный срок — 1 сентября 1939 г.[402]
Так это и случилось,ЕВРОПЕЙСКИЙ КРИЗИС 1938-1939 гг. И ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА ВЕЛИКОБРИТАНИИ
Мюнхенское соглашение 1938 г. имело катастрофические последствия для мира и безопасности в Европе. С передачей Германии Судетской области Чехословакии Третий рейх значительно укрепил свой военно–экономический потенциал и стратегические позиции, тогда как влияние Великобритании и Франции в Центральной и Восточной Европе заметно упало. Смертельный удар, нанесённый по Чехословакии, был ощутимым для всех стран региона. Франция фактически лишилась союзника, обладавшего армией в миллион человек, а французская система союзов со странами Центральной и Восточной Европы оказалась практически ликвидированной. Малая Антанта агонизировала, а Германия получила возможность осуществлять широкую экспансию в страны Дунайского бассейна.
Мюнхенское соглашение нанесло сильный удар и по франко–советским отношениям, сведя на нет пакт о взаимопомощи между Францией и СССР 1935 г. После Мюнхена правительство Эдуарда Даладье рассчитывало вообще избавиться от пакта. Вот что сообщил английский посол в Париже Эрик Фиппс в Форин офис12 октября 1938 г.: «Бонне (министр иностранных дел Франции. —