Антигитлеровская коалиция — 1939. Формула провала

«Это ещё нужно обсудить, — записал Галифакс. — Мне бы не хотелось сильно оскорблять французское правительство. Их аргументы не лишены смысла, хоть мне и кажется, что они преувеличивают»[622]. В посольстве Британии в Париже французы продавливали ту же мысль. Британский посол во Франции писал: «При невнимательном прочтении [доклада] может показаться, что на ранних этапах переговоров именно русские требовали от нас решительных обязательств, которые мы никак не хотели на себя брать». А разве не так обстояло дело? Затем британский посол не раз повторял, что советское правительство «может выпустить ответный доклад, который не будет отличаться объективностью и потому вызовет некоторое смущение»

[623].

Майский следил за развитием событий вокруг правительственных докладов с тех пор, как эта тема была только поднята на заседании палаты общин в середине декабря. Война с Финляндией ещё больше подорвала англо–советские отношения. Послы Сидс и Наджиар были отозваны из Москвы. Майский был обеспокоен. Без всяких докладов эти действия могли быть предвестниками разрыва дипломатических отношений[624]

.

5 января Майский записал в дневнике, что в посольство звонил Стрэнг. По указанию Галифакса он предложил Майскому возможность изучить гранки доклада. Замысел был в том, что «если в записях разговоров между ним и министром нашлись бы какие–либо места, которые бы его смущали, он мог дать это понять, — записал в своём отчёте Стрэнг. — И мы бы подумали, что с этим можно сделать»[625].

«Сознаюсь, — писал Майский, — искушение взять “Книгу” в руки в первый момент у меня было сильное. Однако я сразу же мысленно одёрнул себя, ибо тут же с быстротой молнии в голове у меня промелькнула мысль, что “благочестивый” Галифакс расставил мне западню». Так что Майский отклонил предложение, объяснив это Стрэнгу тем, что британское правительство берёт на себя всю ответственность за публикацию, поскольку не сотрудничало при её составлении с СССР. А вот что стояло за отказом в действительности: «в самом деле, если бы я принял его “любезное” предложение и оставил “Книгу” у себя хотя бы до завтра, это дало бы ему [Галифаксу] в дальнейшем возможность утверждать, что совпра было ознакомлено с содержанием “Книги” до её опубликования и что текст её, по крайней мере частично, был с ним согласован». Стрэнг на это ответил, что «лорд Галифакс считал своим нравственным долгом сделать вам своё предложение. теперь он будет считать, что совесть чиста». Майский усмехнулся такому неприкрытому лицемерию и высокородной морали. Со спокойной душой полпред не без сарказма заметил, что министр может готовить следующую интригу «в грязной кухне британской внешней политики»[626].

А о содержании документа Майский вскоре узнал от неназванного источника. «Читатель “Книги” должен сделать вывод, что СССР — это, в сущности, “волк в овечьей шкуре” и что бритпра поступило очень мудро, не допустив заключения пакта с таким опасным партнёром»[627]

. Именно это и было нужно Форин офису. «Первоклассный пример нужной нам пропаганды», — написал один из служащих МИД. Карр собирался пойти дальше. Он хотел добиться как можно более широкой огласки и послал гранки «большинству пресс–атташе [в Лондоне], у которых были полномочия сделать перевод…» Конечно, до выпуска доклада никаких заявлений делать было нельзя. Карр отметил: «Нужно проследить за тем, чтобы окончательные версии также были разосланы, чтобы пресс–атташе успели внести правки»[628]. Сегодня то рвение Карра кажется неуместным, поскольку вскоре он покинул Министерство информации и стал одним из основных колумнистов «Таймс», где начал восхвалять Советский Союз.

Отметим, что французы не ошиблись в предположении о том, что НКИД ответит на доклад собственной публикацией. 7 января, всего через два дня после встречи Майского со Стрэнгом, Потёмкин собрал совещание чиновников НКИД. Помимо самого Потёмкина на нем присутствовали Ф. Т. Гусев, которому, возможно, вскоре предстояло прийти на смену Майскому в Лондоне, А. Е. Богомолов, будущий посол при различных правительствах союзников в лондонском изгнании, и А. А. Соболев, генеральный секретарь НКИД, который позднее стал советником Гусева в Лондоне. Основной задачей публикации документов, — значилось в протоколе, — «является: а) разоблачение англофранцузской политики, стремившейся при переговорах с СССР втянуть Советский Союз в вооружённый конфликт с Германией и перенести на СССР всю тяжесть этой борьбы, не беря на себя конкретных обязательств и оставаясь в стороне. б) Продемонстрировать на документах, что в отношении Германии Советский Союз с самого начала и до конца переговоров был чужд каких–либо агрессивных намерений и оставил своей целью исключительно защиту мира и свою собственную оборону».