Форин офис вновь обратился к Корбену, чтобы понять, готова ли Франция снова вернуться к обсуждению вопроса. Посол ответил, что это весьма сомнительно. Разглашение «несогласий в политике Франции и Великобритании по определённым вопросам выводило Париж из себя»[636]
. Возможность публикации становилась все призрачнее. Правительство оказалось между двух огней — Францией с одной стороны, а с другой — Эттли и другие депутаты, задававшие неудобные вопросы в парламенте. В Форин офисе сомневались и насчёт черновика введения к докладу, который мог выйти слишком однобоким. Как и французская сторона, Робертс беспокоился о реакции Москвы, ещё не зная, что НКИД уже готовится открыть ответный огонь. «Не надо забывать, — писал он, — что мы можем спровоцировать советское правительство решиться на какие угодно фальсификации в собственных интересах в качестве ответа». И снова кто бы говорил. Форин офис и Министерство информации выступали за «правильную пропаганду», и демонстрацию отсутствия различий в политике Франции и Великобритании не назовёшь, конечно, иначе, как тенденциозной фабрикацией Великобритании «в собственных интересах»[637].Британская пресса отреагировала на новости о задержке публикации и возражениях французской стороны язвительными замечаниями. Кэ д'Орсе в ответ только молчал. Стрэнг написал послу [Рональду] Кэмпбеллу в Париж с предложением новой линии поведения: «.как бы то ни было, противопоставьте их неудобствам наши собственные [выделено в оригинале]»[638]
. Даладье оставался непреклонен: никакого доклада[639]. 6 марта Чемберлен заявил в палате общин, что «на данный момент» публикация не планируется[640]. Такая формулировка позволяла ещё вернуться к вопросу позднее, но этого так и не произошло. Робертсу велели вернуть гранки обратно и уничтожить. Несколько экземпляров ещё ходило, некоторые были в посольствах, и вернуть без труда не вышло.Особенные трудности были с последней главой. Дадим слово самому Робертсу: «Господину Френчу [сотруднику Форин офиса] сегодня днём звонили из Государственной канцелярии и сказали, что к ним приходила некая мисс Саклинг из “Фотостат Лимитед”. Частное лицо обратилось в “Фотостат” со срочным заказом напечатать экземпляры… нашего доклада. По записке, прикреплённой к экземпляру, они заподозрили, что посетитель, должно быть, как–то связан с румынской дипломатической миссией.»
Оказалось, что этот экземпляр был послан министру румынского представительства Виорелу Тилю. Это поставило и Форин офис, и советника Тиля в крайне неловкое положение, поскольку выдало вопиюще ненадлежащее обращение с секретными документами. Единственная, кто вышел из ситуации с блеском, была глазастая мисс Саклинг. Тиля лично отправился к Сардженту, чтобы заявить об «оскорблённой невинности и смущении». Министр во всем обвинил переводчика, работавшего на дипмиссию: «Он надеется, что мы никогда не заподозрим, что даже если бы он захотел предать оказанное ему доверие, он был бы настолько глуп, чтобы прибегнуть к столь топорному методу заполучить экземпляр…» После того как Тиля запоздало навёл справки, оказалось, что попавший под подозрение «молодой человек», много лет работавший на дипмиссию, имел «не вполне консервативные взгляды». Выяснилось, что он преподавал в Университете Лондона. Вот что сам Сарджент пишет в своей длинной служебной записке: «Он [а звали его Виктор Корня], видимо, имел какие–то социалистические взгляды, но что ещё более странно, оказалось, что он менял место жительства чуть ли не каждую неделю». Сарджент предложил сделать запрос на Корню в МИ-5, но тот уже «снова исчез»[641]
.Наконец Робертс доложил, что собрал все недостающие экземпляры и уничтожил их, но так ли это было?[642]
В 1941 г. Майский получил фотоплёнку с докладом «неофициальным путём», из–за которого после войны попал в очень неприятную историю. Учитывая, сколько гранок было разослано для консультаций, кто знает, откуда они взялись у Майского? Утечка могла быть откуда угодно[643].III
Вскоре возникли более важные проблемы, в первую очередь — падение Франции. Британия осталась воевать в одиночестве, армия отступала из Европы, теряя вооружение и технику. Можно предположить, что, когда все начало рушиться, в Лондоне вспоминали советские предложения апреля 1939 года.
В определённой степени благодаря усилиям Майского и Батлера разрыва англо–советских отношений удалось избежать, а советско–финская война кончилась в середине марта. И вопреки Франции, которая рассматривала возможность войны с СССР и пыталась сорвать мирные переговоры между Союзом и Финляндией.