Антикварная книга от А до Я, или пособие для коллекционеров и антикваров, а также для всех любителей старинных книг

Или, к примеру, трубится в прессе, что коллекция господина N состоит из 1–3–5 тысяч книг русской поэзии Серебряного века, а далее перечисляются книги, в том числе с автографами, ряда общеизвестных имен: Ахматовой, Блока, Брюсова, Волошина, Гумилева, Мандельштама, Пастернака, Хлебникова, Цветаевой… Звучит это в средствах массовой информации весьма внушительно. Но одно дело – словá, а другое – каталог. Он сразу покажет все достоинства, а прежде всего – недостатки. Ведь чтобы каталог такой коллекции выглядел убедительно (а не как каталог распродажи выморочного имущества), в нем должны быть «обязательные» книги, хотя бы и без автографов. Что значит «обязательные» книги? Это то, о чем мы не устаем говорить в этом сочинении, – «якорные» книги коллекции. Они свои для каждого из перечисленных авторов: если это А. Ахматова – то «Вечер» (1912) и уничтоженные книги 1940‐х годов; если А. Блок – то номерной раскрашенный экземпляр «Двенадцати» (1918), раскрашенный экземпляр поэмы «Иисус-младенец» (да сверх того, и читинское переиздание последней); если Н. Гумилев – «Путь конквистадоров» (1905) и парижские «Романтические цветы» (1908); если О. Мандельштам – то первое издание «Камня» (1913) и его детские книжки; если Б. Пастернак – «Близнец в тучах» (1914) и опять же детские книжки; если В. Хлебников, херсонский «Учитель и ученик» (1912) и харьковский «Ладомир» (1920); если М. Цветаева – «Вечерний альбом» (1910) и «Волшебный фонарь» (1912)… И это не считая книг с автографами.

Без любой из перечисленных книг такая коллекция – неполная; не говорю уже о том, есть ли там вообще большая часть перечисленного… Ибо если некто осмеливается представить коллекцию публично, он должен понимать, что это действительно должна быть коллекция, а значит, в ней не должно быть очевидных «дыр», которые каждый знающий книжник или историк книги легко сможет увидеть даже за стопой автографов и не преминет сказать всю правду. Коли полноценной коллекции на данную тему «не получается», тогда нужно по-другому называть это собрание, иначе подходить к созданию каталога, переосмыслить основные цели демонстрации собрания публике.

Это примерно так же, как объявить коллекцию «собранием прижизненных изданий Пушкина», но в нем не будет хотя бы одной из трех наиболее редких книг: первого «Руслана и Людмилы» с гравюрой (1820), «Евгения Онегина» в главах (1825–1832) и «Бахчисарайского фонтана» с гравюрами Галактионова (1827). Без них коллекция вряд ли будет цельной, а без всех трех и вообще не стоит даже начинать разговора о ней. Конечно, можно на основании труда Н. П. Смирнова-Сокольского писать эссе относительно ценности «Повестей покойного А. П. Белкина» или действительной редкости «Бориса Годунова», но никак не удастся скрыть отсутствия главных книг.

Если в каталог коллекции включаются книги с автографами – это еще более важное с точки зрения отбора мероприятие, потому что воспроизведения даже одного фальшивого автографа будет предостаточно, чтобы владелец собрания не отмылся от брошенного вскользь обвинения в наличии фальшивок. Пострадает все его детище.

Но бывают и такие случаи, когда камнем преткновения при мысли об издании каталога коллекции является уже не явная неполнота, но субъективное чувство неполноты, перфекционизм особенно честолюбивого коллекционера. Есть, к примеру, один из великих собирателей современности, всю жизнь, наряду с вообще собиранием «фсево» о русской эмиграции, азартно увлекающийся коллекционированием книг и рукописей А. Ремизова. У него же есть рукописные грамоты А. Ремизова, сотни его изданий, пачки автографов, а вот одной злосчастной книжки – нет. И речь не про книжку Ремизова «Горе злосчастное» (1922), изданную в виде свитка и тоже крайне редкую. Речь о книге, которой мы посвятили ниже отдельный рассказ, называется она «Что есть табак» (1908, тираж 25 экземпляров). Представляете, как, наверное, обидно собрать все остальное, а одну эту книжечку по глупости или жадности упустить (несомненно, десятки лет собирательства представляли ему возможность заполучить ее – но совратила мысль «я когда-нибудь куплю это дешевле»). И вот, через много лет собирательства, без одной тонюсенькой книжечки все его собрание кажется ему катастрофически неполным. Как знать, может быть, в этом есть доля правды…

Безусловно, встречаются собрания, которые не нуждаются в таком скрупулезном контроле полноты – речь идет о коллекциях, в которых представлены только masterpieces – исключительно шедевры. Тут уж в общем-то остается листать каталог и завидовать, хотя качество подготовки каталога может сильно повредить или, наоборот, – улучшить впечатление от такой коллекции. Одна оговорка – таких коллекций русской книги не просто очень мало, их несколько в мире.