Антикварное золото

Без малого двое суток помотавшись по ухабистым проселкам, он наконец отыскал рыбака, который сказал, что видел каких-то людей — по виду городских — на заброшенной лодочной станции, построенной когда-то военными рядом с палаточным городком. Свидетель предположил, что это рыбаки, приехавшие из города провести денек-другой на лоне природы. Глеб, однако, чувствовал, что это не так: в мозгу его мигала красная лампочка тревожного сигнала, и, узнав у разговорчивого рыбака дорогу к лодочной станции, он помчался туда на максимальной скорости, которую позволяла развить так называемая дорога, — сорок километров в час.

Он шел не прячась, моля бога только об одном: чтобы эти уроды были на месте, а не рыскали по окрестностям в поисках новой жертвы.

Выстрела Глеб не услышал. В полуметре от его ног песок вдруг взметнулся фонтанчиком, похожим на маленький взрыв, и он увидел легкое, едва заметное облачко сероватого дыма, показавшееся на фоне темной щелястой стены лодочного сарая. Не останавливаясь, вынул из кобуры пистолет и трижды выстрелил по сараю. Еще одна пуля просвистела мимо. Слепой снова выстрелил и услышал, как в сарае что-то тяжело, с шумом повалилось. Потом в сарае застонали, и срывающийся от боли голос прохрипел:

— Медведь… Медведь! Он меня подстрелил! Вали его, Медведь!

— Стой! — бешено проорал другой голос. — Стой! Замочу в мясо, паскуда!!!

— Это спорный вопрос, — вполголоса произнес Слепой и выпустил все, что оставалось в обойме «стечкина».

От сарая полетели острые щепки, на месте которых оставались хорошо заметные белые сколы с черными дырками посередине. Глеб увидел, как в щель между двумя досками просунулось воронкообразное рыло милицейского автомата, и сейчас же на дульном срезе забилось злое бледное пламя. Гулкое эхо прокатилось над мысом, отразилось от береговой кручи и заглохло где-то в заречных лугах. Сиверова забросало песком. Он сменил обойму и выстрелил в ответ, целясь чуть повыше того места, откуда только что торчал автоматный ствол.

В ответ дважды пальнули из автомата: бах-бах — щелк! Последние два патрона были потрачены впустую. Попасть в цель тяжело, когда стреляешь, просунув ствол между двумя ограничивающими обзор досками, но палить наугад прямо сквозь доски, полагаясь на везение, может себе позволить только тот, кто на сто процентов уверен в благосклонности Фортуны. Если Медведь в это верил, он глубоко заблуждался: Глеб Сиверов точно знал, что упомянутая капризная дама уже отвернула от пары реликтовых быков свой сияющий лик. Свист прошедших высоко над головой пуль и характерный щелчок бойка, упавшего на пустой патронник, были наилучшим тому доказательством.

В сарае дважды вхолостую передернули затвор и грязно выругались. Тогда Глеб побежал, вытянув перед собой руку с пистолетом и стреляя на бегу. Пули дырявили трухлявые доски, превращая щелястую стенку в решето.

— Все, сука! Все! — отчаянно проорал внутри сарая голос.

— Еще не все, раз ты так орешь, — негромко возразил Слепой, на бегу меняя обойму.

Он обогнул угол и увидел черное пятно кострища с воткнутыми в песок рогатинами по бокам. На берегу, в каком-нибудь метре от кромки воды, стояла немолодая белая «семерка» с тонированными стеклами. Стекла тонировали кустарным способом, и пленка на них местами отстала, вздувшись продолговатыми пузырями.

Ворота лодочного сарая были распахнуты настежь. В глубине темного проема ворот что-то мелькнуло, и сейчас же приглушенно хлопнул выстрел. Глеб выстрелил в ответ и отпрянул за угол. Из темноты больше не стреляли — экономили патроны. Медведь позаимствовал ствол с глушителем у раненого напарника. Это было хорошо. Приятели слишком долго и бездумно расходовали боеприпасы, без разбора паля во все, что шевелится, и теперь уже не могли дать противнику отпор в своем фирменном стиле: выпустить сто пуль подряд — хоть одна да попадет, куда надо.

Сделав короткую перебежку, Глеб залег за перевернутой лодкой. В лодку сейчас же ударила пуля. От трухлявых, встопорщенных чешуйками отставшей краски досок пахло смолой и тиной. Песок был мягкий, теплый, как нагретая перина, и Глеб почувствовал весьма неуместное желание искупаться.

Он выглянул из-за кормы, и очередная пуля залепила песком темные стекла его очков. Сиверов выстрелил наугад и услышал острое, пронзительное шипение вырывающегося из перебитого шланга газа. Тогда он привстал на одно колено и трижды прицельно выстрелил по баллонам. Одна из трех пуль все-таки высекла из железа искру, из которой, в точности по классику, возгорелось пламя — баллоны взорвались с оглушительным грохотом, воздух наполнился истошным визгом разлетающихся во все стороны осколков, и тугая взрывная волна опрокинула Глеба на горячий песок.