Антимиры

Что присел заграничный гость,

Будто вбитый по шляпку гвоздь.

1961

Баллада точки

"Баллада? О точке?! О смертной пилюле?!."

Балда!

Вы забыли о пушкинской пуле!

Что ветры свистали, как в дыры кларнетов,

В пробитые головы лучших поэтов.

Стрелою пронзив самодурство и свинство,

К потомкам неслась траектория свиста!

И не было точки. А было — начало.

Мы в землю уходим, как в двери вокзала.

И точка тоннеля, как дуло, черна…

В бессмертье она?

Иль в безвестность она?..

Нет смерти. Нет точки. Есть путь пулевой -

Вторая проекция той же прямой.

В природе по смете отсутствует точка.

Мы будем бессмертны.

И это — точно!

Рублевское шоссе

Мимо санатория

Реют мотороллеры.

За рулем влюбленные –

Как ангелы рублевские.

Фреской Благовещенья,

Резкой белизной

За ними блещут женщины,

Как крылья за спиной!

Их одежда плещет,

Рвется от руля,

Вонзайтесь в мои плечи,

Белые крыла.

Улечу ли?

Кану ль?

Соколом ли?

Камнем?

Осень. Небеса.

Красные леса.

1962

Потерянная баллада

I

В час осенний,

сквозь лес опавший,

осеняюще и

в нас влетают, как семена,

чьи-то судьбы и имена.

Это Переселенье Душ.

В нас вторгаются чьи-то тени,

как в кадушках растут растенья.

В нервной клинике 300 душ.

Бывший зодчий вопит: «Я — Гойя».

Его шваброй на койку гонят.

А в ту вселился райсобес –

всем, раздаст и ходит без…

А пацанка сидит в углу.

Что таит в себе — ни гугу.

У ней — зрачки киноактрисы

косят,

как кисточки у рыси…

II

Той актрисе все опостылело,

как пустынна ее Потылиха!

Подойдет, улыбнуться силясь:

«Я в кого-то переселилась!

Разбежалась, как с бус стеклярус.

Потерялась я, потерялась!..»

Она ходит, сопоставляет.

Нас, как стулья, переставляет.

И уставится из угла,

как пустынный костел гулка.

Машинально она — жена.

Машинально она — жива.

Машинальны вокруг бутылки,

и ухмылки скользят обмылками.

Как украли ее лабазно!..

А ночами за лыжной базой

три костра она разожжет

и на снег крестом упадет

потрясенно и беспощадно

как посадочная площадка

пахнет жаром смолой лыжней

ждет лежит да снежок лизнет

самолет ушел — не догонишь

Ненайденыш мой, ненайденыш!

Потерять себя — не пустяк,

вся бежишь, как вода в горстях…

III

А вчера, столкнувшись в гостях,

я увижу, что ты — не ты,

сквозь проснувшиеся черты –

тревожно и радостно,

как птица, в лице твоем, как залетевшая

в фортку птица,

бьет пропавшая красота…

«Ну вот, — ты скажешь, — я и нашлась,

кажется…

в новой ленте играю… В 2-х сериях…

Если только первую пробу не зарубят!..»

1962

Противостояние очей

Третий месяц ее хохот нарочит,

третий месяц по ночам она кричит.

А над нею, как сиянье, голося,

вечерами

разражаются

Глаза!

Пол-лица ошеломленное стекло

вертикальными озерами зажгло.

…Ты худеешь. Ты не ходишь на завод,

ты их слушаешь,

как лунный садовод,

жизнь и боль твоя, как влага к облакам,

поднимается к наполненным зрачкам.

Говоришь: «Невыносима синева!

И разламывает голова!

Кто-то хищный и торжественно-чужой

свет зажег и поселился на постой…»

Ты грустишь — хохочут очи, как маньяк.

Говоришь — они к аварии манят.

Вместо слез –

иллюминированный взгляд.

«Симулирует», — соседи говорят.

Ходят люди, как глухие этажи.

Над одной горят глаза, как витражи.

Сотни женщин их носили до тебя,

сколько муки накопили для тебя!

Раз в столетие

касается

людей

это Противостояние Очей!..

…Возле моря отрешенно и отчаянно

бродит женщина, беременна очами.

Я под ними не бродил,

за них жизнью заплатил.

1962

Осень в Сигулде

Свисаю с вагонной площадки,

прощайте,

прощай, мое лето,

пора мне,

на даче стучат топорами,

мой дом забивают дощатый,

прощайте,

леса мои сбросили кроны,

пусты они и грустны,

как ящик с аккордеона,

а музыку — унесли,

мы — люди,

мы тоже порожни,

уходим мы,

так уж положено,

из стен,

матерей

и из женщин,

и этот порядок извечен,

прощай, моя мама,

у окон

ты станешь прозрачно, как кокон,

наверно, умаялась за день

присядем,

друзья и враги, бывайте

гуд бай,

из меня сейчас

со свистом вы выбегайте,

и я ухожу из вас.

о родина, попрощаемся,

буду звезда, ветла,

не плачу, не попрошайка,

спасибо, жизнь, что была,

на стрельбищах

в 10 баллов

я пробовал выбить 100,

спасибо, что ошибался,

но трижды спасибо, что

в прозрачные мои лопатки

входило прозренье, как

в резиновую

перчатку

красный мужской кулак,

«Андрей Вознесенский» — будет,

побыть бы не словом, не бульдиком,

еще на щеке твоей душной –

«Андрюшкой»,

спасибо, что в рощах осенних

ты встретилась, что-то спросила

и пса волокла за ошейник,

а он упирался,

спасибо,

я ожил, спасибо за осень,

что ты мне меня объяснила,

хозяйка будила нас в восемь,

а в праздники сипло басила

пластинка блатного пошиба,

спасибо,

но вот ты уходишь, уходишь,

как поезд отходит, уходишь…

из пор моих полых уходишь,

мы врозь друг из друга уходим,

чем нам этот дом неугоден?

ты рядом и где-то далеко,

почти что у Владивостока,

я знаю, что мы повторимся

в друзьях и подругах, в травинках,

нас этот заменит и тот –

«природа боится пустот»,

спасибо за сдутые кроны,

на смену придут миллионы,

за ваши законы — спасибо,

но женщина мчится по склонам,

как огненный лист за вагоном…

Спасите!

1961

Лонжюмо

Поэма

Авиавступление

Посвящается слушателям

школы Ленина в Лонжюмо

Вступаю в поэму, как в новую пору вступают.

Работают поршни,

соседи в ремнях засыпают,

Ночной папироской

летят телецентры

за Муром,