Свой народ надо уважать и любить. Но не надо наделять его теми качествами, которых у него нет. Как очевидно, русский народ пока что достаточно пассивен в том, что касается защиты и «русской идеи», и русской разновидности демократии, да и самого себя тоже. От этой удивительной пассивности или по-современному – пофигизма, зверел еще наш «великий реформатор» Петр Первый, который у наших славянофилов не пользуется почетом. Хотя он для укрепления русской государственности и величия России сделал больше всех других российских самодержцев, перенимая именно в этих целях все полезное у Запада, перед которым он никогда не преклонялся. Это его фраза: «В Париже – воняет». Не привили на Западе Петру вкуса и к парламентаризму. На лондонских верфях он мог пропадать сутками, а в английском парламенте провел всего 15 минут, заметив, что для России «это не годится».
При Петре само по себе понятие «государственность» обрело совершенно иное измерение, что не могло не сказаться на формировании мировоззрения всей русской нации и, в частности, «русской идеи». «…Здравый смысл указывал, – писал Ключевский, – что власть не может быть сама себе ни целью, ни оправданием и становится непонятной, как скоро перестает исполнять свое назначение – служить народному благу…»
Петр Первый как бы «перевернул в себе политическое сознание московского государя изнанкой налицо». Он первый почувствовал «долженства», т.е. обязанности царя, которые по его собственным словам сводились к «двум необходимым делам правления»: «распорядку» и «обороне», т.е. к внутреннему благоустройству и обеспечению внешней безопасности государства. Петр писал своему сыну: «Ты должен любить все, что служит ко благу и чести отечества, не щадить трудов для общего блага… За мое отечество и людей моих я живота своего (т.е. своей жизни. –
Реформы Петра, однако, вызвали в русском народе повсеместное сопротивление. И не только потому, что Петр тысячами гнал в гиблые северные болота крепостных и вольных, на чьих костях поднимался Санкт-Петербург, и в сражения за выходы России к морю. Для сознания и житейской практики русского человека того времени альтруистический подход Петра к служению своей Родине был непривычен и неприемлем. Служение государству и обществу нормально воспринималось в допетровское время, «как повинность или средство для устройства личного и семейного благополучия». Заповедь любить ближнего своего и «полагать за него душу» (т.е. отдавать жизнь. –
Менялось и понятие об общем благе. Древнерусский человек, – писал Ключевский, – «в минуты всенародного бедствия… мог чувствовать в себе готовность умереть за отечество, потому что, защищая всех, он защищал и самого себя, как каждый из всех, защищая себя, защищал и его. Он понимал общее благо, как частный интерес каждого, а не как общий интерес, которому должно жертвовать частным интересом каждого. А Петр именно и не понимал частного интереса, не совпадающего с общим…» (Неудивительно, кстати, что Петра боготворил Сталин.) Так «западник» Петр формировал и развивал русское национальное самосознание, а вместе с ним и «русскую идею». Он поднял ее до неведомых прежде русским высот государственности и соборности, обучая их той духовности, которая немыслима теперь без самопожертвования во имя Родины, без чисто русской открытости другим народам и готовности за них, как говорят на Руси, «пострадать», «душу и живот положить», т.е. защитить их пусть даже ценой больших жертв и собственной жизни.
Христианская идея любви к ближнему с возникновением Российской империи и формированием нации должна была принять не просто общегосударственный, но и двуконтинентальный, евроазиатский масштаб, а в дальнейшем – и общечеловеческий. Восприятие этой христианской идеи в новом геополитическом измерении для русских облегчалось тем, что они традиционно ощущали свою принадлежность к дохристианскому праславянству. И хотя самосознание славян, как единого целого, – исторически спорно, а в наше время, после того как в конце XX – начале ХХI века мы наблюдали межславянскую резню в Югославии, антирусские погромы на Украине, и бегство братьев-славян из Болгарии, Чехии, Словакии и т. д. в НАТО, спорно тем более, все же у славян больше оснований говорить о единстве, чем скажем, у народов англосаксонской группы языков.
На русофобской псарне
Создание Российской империи качественно изменило самосознание великороссов. Как государственный народ, вокруг которого объединялись многочисленные «младшие братья», русские должны были научиться, во-первых, принимать их, как равных, и, во-вторых, уметь и за них сражаться, как за самых своих ближних из родных племен.