Антология самиздата. Неподцензурная литература в СССР (1950-е - 1980-е). Том 3. После 1973 года

Мы, нижеподписавшиеся, работники ленинградского почтамта, такие-то три человека, составили настоящий акт о том, что в результате повреждения сортировочной машины 9 числа февраля месяца 1957 г, был поврежден пакет с письмами за номером таким-то. В результате адреса на ряде конвертов пришли в негодность и невозможно было установить, кому они были адресованы. Поэтому для установления адресата по содержанию писем мы вскрыли те из них, которые либо не содержали обратного адреса, либо на которых и он был поврежден. Перечисляются письма. Из этих писем мы сочли необходимым передать Комитету госбезопасности прилагаемое письмо ввиду крайней антисоветскости его содержания. Подписи. Печать.

Речь идет о письме Бориса Вайля из Ленинграда Косте Данилову в Курск. Подробнее о Вайле и Данилове и их месте в нашей организации будет речь далее, а пока ограничусь сказанным, добавив, что это письмо послужило юридической основой для выемки почтовой корреспонденции на курском почтамте на имя Данилова, что в свою очередь, послужило основанием для ареста Данилова 24 марта и ареста Вайля 25 марта.

Второе: пространное заявление некоего Кобидзе от 20 марта 1957 в ГБ (том дела III, лист дела 1):

Я, Кобидзе Коба Петрович, проживающий там-то, считаю нужным сообщить Комитету госбезопасности следующее. У меня есть приятель Вишняков Владимир, студент Библиотечного института. Он неоднократно вел со мной разговоры на политические темы. Недавно он сказал, что даст мне почитать кое-что интересное. Пришел ко мне домой и оставил у меня пакет, который при мне он не разворачивал. Мы разговаривали на другие темы, а содержимое пакета он просил почитать. Когда он ушел, я развернул пакет, прочел и увидел, что в нем содержатся исключительно антисоветские материалы и документы, поэтому я весь этот пакет передаю в госбезопасность с тем, чтобы вы приняли надлежащие меры.

Цитирую, разумеется, по памяти, отсылая за точным текстом к хранимым вечно архивам КГБ. Припоминаю, что в пакете были: ПРАВДА О ВЕНГРИИ (см. § 6), ряд «информации» (см. § 10), несколько стихов, в частности Ольги Берггольц (1940):

Нет, не из книжек наших скудных —

Подобья нищенской сумы — Узнаете о том, как трудно, Как невозможно жили мы.

Как мы любили сильно, грубо, Как обманулись мы, любя, Как на допросах, стиснув зубы, Мы отрекались от себя.

Как в духоте бессонных камер, И дни и ночи напролет, Без слез, разбитыми губами, Шептали «Родина», «Народ». И находили оправданье Жестокой матери своей, На бесполезное страданье Пославшей лучших сыновей. О, дни позора и печали! О, неужели даже мы Тоски людской не исчерпали В беззвездных топях Колымы? А те, что вырвались случайно, Осуждены еще страшней На малодушное молчанье, На недоверие друзей. И бесполезно тайно плача, Зачем-то жили мы опять, Затем, что не могли иначе Ни жить, ни плакать, ни дышать. И ежедневно, ежечасно, Трудясь, страшились мы тюрьмы — И не было людей бесстрашней И горделивее, чем мы! За образ призрачный, любимый, За обманувшую навек — Пески монгольские прошли мы И падали на финский снег. Но наши цепи и вериги Она воспеть нам не дала. И равнодушны наши книги, И трижды лжива их хвала. Но если, скорчившись от боли, Вы этот стих прочтете вдруг, Как от костра в пустынном поле Обугленный и мертвый круг, Но если жгучего преданья Дойдет до вас холодный дым, — Ну, что ж! Встречайте нас молчаньем, Как мы, встречая вас, молчим!

Это стихотворение сопровождалось моей припиской, лучше, чем что-либо иное, выражавшей нашу тогдашнюю «программу»:

Мы не замкнемся в круг молчанья, Развеем призрак давящей стены.

Пусть станет правдой, не мечтаньем, Что мы — хозяева страны!