Антология самиздата. Неподцензурная литература в СССР (1950-е - 1980-е). Том 3. После 1973 года

Следовала моя полная подпись и мой адрес. Не помню, к сожалению, полного списка адресатов, кому я направил это послание; адреса их были взяты из разного рода справочников. Тут мне помогла энциклопедичность уже упоминавшегося Орловского: у него нашелся и список всех депутатов Верховного Совета, и справочники, по которым можно было установить адреса многих из них. Разумеется, я не рассылал самолично всех писем — меня бы на это не хватило. Мне помогли и напечатать написанный мною текст, и надписать адреса, и опустить конверты в ящики (в последнем, в частности, помогла Эврика Зубер-Яни-кун; в быту ее называли Ирой, как и мою жену). Но оригинал был написан самолично и полностью мною, и на каждом послании я собственноручно расписался. Учитывая вскрывшуюся позднее недобросовестность некоторых лиц, я не уверен, что все те письма, которые были вручены моим помощникам, попали в почтовый ящик, а не в печку. Но часть писем все же дошла до адресатов, как видно из того, что в следственном деле имеются собственноручные заявления в ГБ о «препровождении нижеподписавшимся в органы полученного нижеподписавшимся письма антисоветского содержания»; такие письма направили 10 декабря 1956 академики Палладии, Цицин, Мусхелишвили; между 11 и 19 декабря — писатель Бажан, а 21 декабря — академик Курчатов. В обвинительном заключении мне инкриминировалось это письмо, но суд не признал его преступным, и в приговоре оно мне не инкримировалось. Уточню, пожалуй, что собственноручные заявления я видел лишь первых четырех, а Курчатов поручил какому-то администратору препроводить мое письмо, что тот и сделал со ссылкой на указание академика И.В. Курчатова.

Эренбург получил мое письмо и никуда не пересылал. Единственно, кто мне ответил, был академик Бакулев. Он писал:

Гражданину Пименову Р.И.

Все разъяснения по интересующему Вас вопросу Вы можете найти в письме Председателя Совета Министров СССР Н.А. Булганина Эйзенхауэру, опубликованном в газета «Правда» такого-то числа ноября месяца.

Прошу подтвердить получение моего письма.

Никаких формул вежливости и даже обращения не было. Письмо было датировано, кажется, ноябрем (я его цитирую по памяти; оригинал — в следственном деле, а копия — в канцелярии Президиума Верховного Совета), но получил я его чуть ли не в конце декабря или начале января, ибо адрес я указал тот, где я прописан (у матери, на Серпуховской, около Технологического), тогда как фактически жил у своей жены (Петроградская сторона, ул. Теряева — ныне Вс. Вишневского) и за эти бурные месяцы мне было некогда заглянуть «домой». Последний абзац его письма я понял так: Бакулев думает одно из двух: либо, что это письмо — анонимка, что такого человека быть не может, разве что сумасшедший; или же он желает проверить, не арестован ли отправитель. Именно поэтому я так досадовал, что произошла задержка с его получением. Немедленно я написал ему нечто в следующем роде:

Уважаемый товарищ Бакулев!

Извините, что задержался с ответом. Ваше письмо я получил и им не удовлетворен. События в Венгрии могут иметь такое же роковое значение, как поведение СССР по отношению к Югославии в 1949. Я крайне удручен тем, что депутаты Верховного Совета сейчас, как и тогда, ограничиваются тем, что повторяют слова Председателя Совета Министров, тогда как по Конституции должно быть наоборот — он должен выслушивать их мнение и следовать их воле.

Прошу Вас принять меры к опубликованию нашей с Вами переписки.

С уважением — подпись.

На это я получил ответ — снова в безличной форме:

Нашу с Вами переписку я направил в Президиум Верховного Совета СССР. Бакулев.

Как только КГБ получил письма депутатов [9] и т. и. «голос народа», в частности — бумагу из ОК ЦК КПСС от 28 декабря 1956, оно запросило ленинградский психдиспансер. Это — первая бумажка, официально открывающая дело: не состою ли я на учете в психдиспансере. Ответ гласил: «Нет». Строго говоря, в деле нет самого запроса ГБ, а есть ответ:

В ответ на Ваш запрос сообщаем, что гражданин Пименов Револьт Иванович на учете в психдиспансере не состоит.

Таких справок в деле две: от 2 ноября 1956 и от 19 января 1957.

Наконец, третья группа обстоятельств, которая, в общем-то, уже решила мою судьбу. Это обстоятельства, связанные с Библиотечным институтом (ныне — институт Культуры; расположен на Марсовом поле). В деле есть два формально независимых документа, зачинающих дело с этой стороны. Первый из них: